Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты
Шрифт:
Далее Екатерина пишет, что она первая его заметила и первая способствовала его сказочной карьере. Это, конечно, не так. «Еще в Ораниенбауме, он стал ухаживать за княжной Анной Гагариной, которую я очень любила в то время; через год он дошел в этой привязанности до желания жениться на ней; он бросился к ногам своих родных, чтобы получить их согласие, но последние и слышать об этом не захотели». Екатерина недоумевает – почему? Княжна Гагарина была очень выгодной партией. Причин может быть несколько. Одна из них – Мавра Егоровна уже тогда подумывала о другой карьере для племянника, другая – в документах как-то глухо говорится, что Ивана Ивановича хотели женить на Нарышкиной Наталье Александровне, сестре Льва Александровича Нарышкина. Но обе свадьбы не состоялись. Ивана Ивановича ждал его «случай».
В 1749 году во время пребывания императрицы в Москве намечалась свадьба Николая
Через неделю Елизавета отправилась в Воскресенский монастырь (Новый Иерусалим) и там 5 сентября, в день своего ангела, объявила Ив. Ив. Шувалова камер-юнкером. Для двора это был знак – появился новый фаворит. Разница в возрасте восемнадцать лет, но кого и когда это смущало! Придворные были уверены, что «случай» продлится очень недолго. Кто же мог предположить, что во все последующее двенадцать лет, а именно столько осталось царствовать Елизавете, юный Шувалов станет для нее самым близким и родным человеком.
Иван Иванович был необычайным фаворитом. Он не был политиком и дипломатом, но, видимо, был силен в науке под названием человековедение, при этом был добр, бескорыстен и честен. О нем трудно писать, потому что нельзя поручиться за даты в его биографии в молодые годы, за его родственные связи. Например, сведения о первой встрече его с государыней очень противоречивы. Про деревню Черемушки я прочитала в очерке Анны Головановой «Любезный мой Шувалов»; современники Ивана Ивановича, скажем, князь Щербатов, совсем не так описывают эту встречу. Слишком много разночтений, но это полбеды. О нем трудно написать увлекательно. Раньше какие были «действующие лица» – хороший и плохой, а сейчас у нас – хороший и сложный. Иван Иванович безусловно относится к «хорошим», в этом беда беллетриста-историка. О «сложных» всегда интереснее и писать, и читать, потому что каждая интрига или сделанная ближнему гадость, предательство или подлость описывается современниками в мемуарах, в письмах, в записках всегда подробно и и красочно. Про доброе дело или не пишут вообще, или пишут одной фразой, благодарят, конечно, но обычно даже не упоминают – за что.
Нельзя сказать, что у него не было врагов. Тот же Бестужев его ненавидел, но вся эта ненависть уходила в песок. Екатерина в записках пишет о Шувалове в общем благодушно – подсмеивается, острит, ерничает, но терпит. Интрига против него при дворе велась постоянно. Иван Иванович был молод, хорош собой, как известно, «всегда с книгой», даже вежливость его раздражала. Однажды «общество», то есть двор, всерьез обиделось на Ивана Ивановича за то, что императрица решила выдать замуж старшую сестру Льва Нарышкина – Наталью Александровну – за нелюбимого ею Сенявина. Кажется, Шувалов-то здесь при чем? А при том, что он когда-то собирался жениться на Наталье Нарышкиной, а это с точки зрения «общественности» значит, что императрица задним числом ревнует к ней своего фаворита и мстит несчастной Нарышкиной.
Вторая предполагаемая невеста – княжна Гагарина – все время получала выговоры от государыни: то она не так одета, то ведет себя слишком раскованно. И опять Шувалов виноват. На него ополчились все фрейлины. Особенно возмущала всех его полная невозмутимость. Екатерина пишет: «Его всюду отталкивали и дурно принимали; все женщины смотрели на него, как на чуму, от которой надо было бежать». Скучно жилось фрейлинам, что и говорить, а здесь такое развлечение.
А вот история с белым пуделем. Екатерина пишет об этом с удовольствием. Великий князь подарил ей маленькую собачку. Ухаживать за собачкой поручили истопнику Ивану Ушакову. Вдруг все слуги стали называть пуделька Иваном Ивановичем, кличка прижилась. Пудель ходил на задних лапках, сидел со всеми за столом, очень аккуратно ел, фрейлины шили ему одежду, все забавлялись, как могли. Наконец по Петербургу распространилась сплетня, что при дворе теперь модно иметь белых пудельков, и все женщины, враги Шуваловых, имеют таких собачек, одевают их в одежду белых тонов и зовут всех Иванами Ивановичами.
Все наскоки на Ивана Ивановича вполне безобидны, и только в письме к Понятовскому от 2 августа 1762 года Екатерина словно срывает с лица маску. А может быть, Иван Иванович ей под горячую руку попал? Она уже на троне, уже императрица. Бывший любовник рвется из Польши в Москву. Она запрещает ему приезжать. В письме от 2 августа Екатерина подробно описывает героев недавнего переворота – все они прекрасные, честные, мужественные люди, и вдруг фраза: «И.И. Шувалов, самый низкий и подлый из людей, говорят, написал тем не менее Вольтеру, что девятнадцатилетняя женщина переменила правительство этой империи, выведите, пожалуйста из заблуждения этого великого писателя». Речь идет о юной Екатерине Дашкове. Девятнадцатилетняя «революционерка», «Екатерина маленькая», как ее тогда называли, была заметной участницей переворота, она скакала рядом с императрицей в военном мундире на вороном коне! Она «руководила заговором» и несколько ночей не смыкала глаз… Судя по ее книге, Дашкова всю жизнь верила, что посадила императрицу на трон. Наивно? Да! Но что уж так злиться по поводу слухов о письме Шувалова к Вольтеру? «Самый низкий и подлый из людей»!
А дело в том, что Иван Иванович своим письмом обесценивал победу Екатерины. Шувалов придает перевороту случайный характер, более того, он позволил себе насмешку, и с кем – с самим Вольтером! С самой первой минуты своего правления Екатерина взялась доказывать миру, что она законно заняла это место, что сам справедливый и ликующий народ отдал ей престол, отнятый у идиота мужа. А тут на тебе! Понятно, почему Иван Иванович 14 лет прожил за границей.
А что пишет Валишевский? Он не то чтобы недолюбливал Ивана Ивановича Шувалова, но он не отдает должного ему места в истории, пишет о нем с некоторой «снисходительностью». «Меня спросят, как я согласую свою оценку личности Шувалова с широким размахом его просветительской деятельности. Полагаю, ему благоприятствовала судьба. Жизнь порождает иногда одни обстоятельства, возвышающие человека, и другие, уничтожающие его. На вершине, куда вознесла его прихоть женщины, временщику оставалось лишь отдаться течению, увлекавшего его в страну к горизонтам сравнительной свободы и света, в том великом дне, который занимался в России на краю цивилизованного мира, ему дано было подготовить бледную, но полную обетований зарю для восходящего солнца – Ломоносова». Ну, знаете, Казимир Феликсович, это как посмотреть. Бирон тоже ходил в фаворитах, но он не университеты организовывал, а казни.
Не преминул Валишевский и сообщить отзывы о Шувалове иностранных посланников. Бретейль (1760), после беседы с Шуваловым: «Камергер не обнаружил в этом разговоре того ума, о котором мне говорили. Я нахожу его легкомысленным, в сущности мало образованным, но стремящемся показаться таковым». Австрийский посол д’Аржанто пишет в 1761 году: «Это человек среднего калибра, и главный его талант заключается в том, что он скрывает свои недостатки под личиной рвения, деятельности и любви к родине, о которой он имеет до смешного высокое мнение». Все эти посланники, естественно, хотели, чтобы Шувалов повлиял на императрицу в их собственных интересах, и неудачу списывали на незначительность собеседника. «Он ничего не понимает в делах!» – воскликнул в сердцах Эстергази. А может, он как раз понимал, просто действовал в интересах России, о которой был «до смешного высокого мнения».
Так в чем же необычность этого фаворита? Официально он не занимал никакой значительной должности при дворе. Камергер – это все, так его и звали. Камергером он стал в 1757 году. Тогда же вице-канцлер Воронцов представил государыне проект. По этому проекту Иван Иванович получал графский титул, становился сенатором и владельцем 10 000 крестьянский душ. Шувалов отказался. Он и так был богат, а чины его не интересовали. Вот его слова: «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности».