Императрица Фике
Шрифт:
После коронования императрица Екатерина Алексеевна обошла все соборы и в аудиенц-зале под балдахином раздавала награды отличившимся в перевороте персонам.
Главнокомандующим, что на прусского короля не слишком напирали, — Салтыкову да Бутурлину — пожалованы были бриллиантовые шпаги — «за доблесть».
Всем пяти братьям Орловым —
Княгине Дашковой — 25 тысяч рублей и орден святой Екатерины. Адмиралу Талызину — высший орден — Андрея Первозванного.
Дяде Жоржу на выезд из России пожаловано было 100 тысяч рублей.
Императрица затем изволила обедать одна, под балдахином, а вся знать — духовенство, вельможи, генералитет стояли вокруг трона. Потом, по ее распоряжению, гости уселись за столы… В народ бросали деньги… Три часа били фонтаны из красного, белого вина и из водки, на площадях Ивановской и Красной стояли жареные быки, бараны, дичь… Пирамиды из хлеба.
А когда императрица Фике показалась на Красном крыльце, загремели пушки, зазвонили колокола, но, отмечают современники, «народ молчал». Москвичи вообще расходились, когда она появлялась на улице, и в то же время народ всегда валил толпой за ее сыном-мальчиком, наследником Павлом. Мало того, что народ молчал, народ и говорил втихомолку, а потом все громче, да громче, все вольнее и вольнее.
Императрица после коронации долго жила в Москве — очевидно, не желая возвращаться в Петербург, слишком близкий по воспоминаниям…
Она сходила на богомолье к Троице-Сергию, пешком ходила в Ростов на открытие мощей святого Димитрия Ростовского.
Но
Слухи в народе росли и разрослись настолько, что 4 июня 1763 года в разных концах Москвы на улицах забили барабаны, заиграли трубы и сбежавшийся народ слушал от конных герольдов следующий манифест:
— «Желание наше и воля есть, — возвещала Фике народу московскому, — чтобы все и каждый из наших верноподданных занимался единственно своим делом, своей службой, чтобы побольше воздерживался от дерзких и непристойных рассуждений. Но против нашего чаяния, к нашему прискорбию мы слышим, что появляются такие развращенных нравов и мыслей люди, которые думают не об общем добре, не об общем покое, но, зараженные рассуждать о делах, совершенно к ним не относящихся, о том, о чем они ничего не знают, до того безрассудно распускаются, что в своих речах касаются дерзко не только гражданских законов и правительственных действий, но даже и божественных узаконений…
Такие зловредные истолкователи по всей правде заслуживают достойной казни, как вредящие нашему и всеобщему покою, но мы все же всех таковых зараженных неспокойными мыслями матерински увещеваем — оставить всякие вредные рассуждения и сообразно своему званию — проводить время не в праздности, или в невежестве, или в буйстве, но заниматься своим полезным делом на пользу свою и общую…
А если сие наше материнское увещевание не подействует на развращенные сердца, не обратит их на путь истинного блаженства, то пусть знают такие невежды, что тогда поступим по всей строгости законов, и такой преступник неминуемо восчувствует всю тяжесть нашего гнева, как нарушителя тишины и презрителя нашей воли.
Екатерина».
Манифест этот был прочитан также в церквах по всем городам России.