Императрица и ветер

Чурсина Мария Александровна

Темнело рано, и под окнами нашей комнаты в общежитии зажёгся фонарь. Белый неоновый свет озарял всё небольшое пространство так, что читать можно было, не включая настольную лампу. Я не читала.

Я уже несколько часов сидела над книжкой по криминальной психологии и не могла понять ни слова. Мысли мои огибали угол и бежали к Сабрине. Я то и дело поднимала глаза на её расписание, приколотое кнопкой к стене, и пробегала глазами все занятия на четверг. По всему выходило, что она должна была вернуться ещё в полдень.

Я

бы даже не думала волноваться, если бы моя подруга задерживалась каждый раз по дороге из института, нет. Но я знала её почти пять лет, и за это время она всегда приходила точно по расписанию. Она не одобряла увеселительных прогулок, не могла уйти куда-нибудь ни с того ни с сего. Она не могла потратить на развлечения последний вечер перед завтрашним экзаменом.

Я вздыхала, вспоминала про экзамен и снова утыкалась в книжку. Но мысли бежали по кругу. Я начинала думать о худшем и каждый раз упиралась в свой же неопровержимый довод о том, что с Сабриной подобного не могло случиться.

Я так и не легла спать в ту ночь: просидела, бездумно глядя в книгу, а потом сообразила, что пора бы и на экзамен сходить. А вслед за тем побежали одинаковые дни. Я прятала свой страх. Никто не мог хоть что-то рассказать о судьбе Сабрины. Когда я уезжала из общежития, я забрала с собой её вещи - она оставила всё, кроме катаны - и смирилась. Когда я поняла, что она забрала катану, до меня дошло, что ушла она добровольно.

– Я забрала твои вещи, - произнесла Маша вслух. Она сорвала цветок с ветки липы, нависшей над дорожкой, полюбовалась им в свете вечернего солнца.
– Если они тебе нужны... я ничего не выбросила.

– Спасибо...

– Но они тебе не нужны?
– догадалась она.

– Так, - Сабрина кивнула, по-прежнему глядя в сторону. С листвы лип на них капала вода.

– Ты расскажешь мне, что случилось?
– Маша преследовало неприятное чувство, что она переносит часть работы за пределы Центра. Некрасиво допрашивать того, на кого ещё не завели уголовное дело.

– Маша, прости, но я не могу сейчас, - Сабрина потёрла левый висок, что означало у неё крайнюю степень замешательства - Маша знала. Ей был до боли знаком этот жест.

По парку пробежала чёрная лохматая собачка - её пожилая хозяйка стояла под лиственницей и громко звала псину, она не смогла расслышать кличку. Лиственница тоже была знакомой - она усыпала мягкими жёлтыми иголками тропинку в парке - часть дороги от института.

– Ясно, - Маша замолчала не в силах понять, какое же чувство терзает её сильнее других.

– Ты сердишься?
– возможно, это было первое слово, сказанное Сабриной из-за того, что ей действительно важно было узнать это. А не из вежливости.

– Сердилась, обижалась, впадала в отчаяние... пять лет назад. Сейчас нет, правда, - Маша поймала её взгляд и улыбнулась.
– Так много всего произошло. Я думаю, ты свободный человек и можешь делать всё, что хочется. В рамках закона, конечно...

– О, существенное уточнение, -

произнесла Сабрина, как показалось Маше, очень осторожно. Слишком хорошо они знали друг друга, и Сабрина наверняка могла предсказать, что выдаст Маша в следующую минуту.

– А ты хотела бы услышать, что мне больно? Надоело, что меня бросают как ненужную вещь? Сначала мама, потом Алекс, потом ты?
– Маша поняла, что дрожит, но её голос звучал совершенно спокойно. Она лишь ловила себя на мысли о том, как же это - говорить вслух слова, которые тысячи раз повторяла про себя ночами.
– Нет. Мне не больно, мне не надоело и я...

– Зачем ты так?
– произнесла Сабрина. В её голосе вдруг прозвучала такая тоска, что Маша невольно замолчала.

– Я не сказала ничего плохого.

– Ты обманываешь.

Маша опустила глаза на серый асфальт дорожки. Под её ногами оказался полусмытый дождём рисунок мелом: огромное улыбчивое солнце.

– Хорошо, - произнесла она.
– Забудем. Я вдруг поняла, что снова боюсь тебя потерять. А... почему ты была в Центре? Или это тоже секрет?

– Я буду там работать, - Сабрина взяла из её рук цветок липы, внимательно посмотрела на него.

– Правда?
– воодушевилась Маша.
– А на какой должности?

Сабрина секунду медлила с ответом, потом кивнула сама себе.

– Боевиком.

Глава 3. Побег

Домовой нервничал. За вечер со стола слетело и со звоном кануло в Лету две тарелки и любимая белая чашка. Поднялся ветер, и ветви клёна хлестали по окнам так истерично, словно дерево тоже боялось подступающей стихии и просилось в дом.

– Тарелки давно пора менять, - вздыхала Маша, собирая с пола осколки.
– А чашку жалко.

– По телевизору передавали штормовое предупреждение, - тихо сообщила Яна.

Она возникла в дверях кухни. В длинной ночной рубашке девочка походила на привидение. Сосредоточенно поковыряв обои, она добавила:

– Пахнет дымом...

– Это, наверное, с улицы, - неуверенно проговорила Маша и пошла проверять. Домовой поторопился за ней: закачался угол скатерти.

Дымом тянуло и правда снаружи. Оказалось, она забыла закрыть окно в гостиной, и теперь перламутровые шторы рвались прочь из дома. Холодный, резко пахнущий озоном ветер трепал их, что было сил. Маша потянулась за рамами, и на руки ей упали первые капли дождя.

Она захлопнула створки окна очень вовремя: над городом загрохотал гром. Как только его голос изошёл на нет, надсадно и тоскливо взвыла соседская собака. У дерева, что стояло на противоположной стороне улице, почти неслышно сломалась ветка. Чёрной тенью она спикировала точно на провода, разом потушив свет в десятке окон.

Потух и уличный фонарь - и беспокойная собака с перепугу замолчала. Маша закрыла дверь на ещё один замок - резервный - простой железный засов стоял здесь с тех самых пор, как они переехали в этот дом, и до этого ни разу не использовался.