Императрица Орхидея

Мин Анчи

— Ехонала. — Нюгуру поставила на столик свою чашку и вытерла губы уголком носового платка. — Ты беспокоишься по причине, которая не стоит беспокойства Я пришла сюда не для того, чтобы требовать обратно императора Сянь Фэна. — Она встала и взяла меня за руки. — Я пришла сюда по двум причинам. Первая, разумеется, связана с тем, что я хочу тебя поздравить.

Внутренний голос шептал мне, что такого быть не может. Нюгуру не могла благодарить меня за то, что я увела у нее императора Сянь Фэна. Я не верила в ее искренность.

Словно читая мои мысли, Нюгуру сказала:

— Представь себе. Я счастлива за тебя и за себя.

Я поклонилась

ей, как того требовал этикет. Однако выражение лица меня выдало. На нем было явственно написано: «Я тебе не верю!».

Впрочем, если Нюгуру и прочла эти чувства на моем лице, то не нашла нужным на них отвечать.

— Видишь ли, сестра, — продолжала она мягким и бесстрастным тоном, — ранг императрицы значительно расширяет сферу моих забот. Тебе даже трудно себе это вообразить. Меня научили, что в тот момент, когда я войду в императорский дворец, то не просто стану женой Его Величества, но одновременно и покровительницей всей императорской семьи. Благополучие династии окажется всецело на моем попечении. В мои обязанности входит следить за тем, чтобы мой муж достойно выполнял свое предназначение. А одно из главных его предназначений — произвести на свет как можно больше наследников. — Она замолчала, но выражение ее глаз оказалось красноречивее слов: «Теперь ты понимаешь, Ехонала, что мне есть за что тебя благодарить?».

Я почтительно поклонилась, но продолжала считать, что приход сюда был для нее не слишком приятной обязанностью. Хорошо, подумала я, пожалуй, если уж нет ничего другого, то я предложу ей в ответ слова понимания.

Но, будто предвосхищая мои слова, она подняла руку и сказала;

— А вторая причина, почему я сюда пришла, это сказать тебе о том, что госпожа Юн разрешилась от бремени.

— Она... разрешилась? Как... замечательно!

— Родилась девочка. — Нюгуру вздохнула. — При дворе все разочарованы. Особенно великая императрица. Я тоже чувствую сожаление по поводу госпожи Юн, но еще большее сожаление по поводу самой себя. Небеса не даровали мне счастья понести младенца. — Ее глаза затуманились слезами, и она начала вытирать их носовым платком

— Но ведь есть еще время! — ободрила я ее. — В конце концов, император женат всего год.

— Это не значит, что он не знал женщин с момента вступления в возраст мужественности. Сейчас ему двадцать два года. К этому возрасту император Дао Гуан имел уже семнадцать детей. Что касается меня, — она огляделась кругом и жестом приказала евнухам отойти подальше, — то здесь Его Величество оказался импотентом. Причем это не только мой опыт. То же самое говорят госпожа Ли, госпожа Юй и госпожа Мэй. Я не знаю, что испытываешь ты. Может быть, ты мне об этом расскажешь? — Она настороженно посмотрела на меня, и я поняла, что она не отступит, пока не удовлетворит свое любопытство.

Я не хотела рассказывать ей о том, что между нами было, и поэтому, молча покивав головой, я подтвердила состояние Его Величества.

Нюгуру с облегчением откинулась на спинку кресла

— Если император так и останется без сыновей, то вся ответственность ляжет на меня. Я не могу даже в мыслях допустить возможность, чтобы трон по этой причине перешел к другому клану. Для всех нас это будет величайшим несчастьем. — Она встала. — Поэтому я рассчитываю на тебя, Ехонала: постарайся зачать наследника Его Величества.

Я невольно поверила ее словам. С одной стороны, ей хотелось оказаться достойной своей великой судьбы и войти в историю добродетельной императрицей.

Но, с другой стороны, она не могла скрыть облегчения, когда узнала, что и со мной император Сянь Фэн оказался импотентом. Интересно, что было бы, если бы я сказала ей правду?

Ночью после визита Нюгуру мне снились кошмары. А утром Ань Дэхай разбудил меня ужасной новостью:

— Снежинка, моя госпожа... Ваша кошечка пропала!

11

Об исчезновении кошки я рассказала императору Сянь Фэну и призналась в том, что не могу разрешить эту загадку.

— Что может быть проще, — сказал он. — Заведи себе другую кошку.

Обратиться к этой теме я позволила себе только после того, как не смогла от волнения удовлетворить просьбу Его Величества, который попросил меня спеть.

— Не могла же ее украсть Нюгуру, — продолжал он. — Она не слишком умна, но ведь и не слишком коварна.

Я с ним согласилась. Нюгуру множество раз удивляла меня своими поступками и замечаниями. Но через неделю император пригласил нас обеих и поведал, что на большей части территории страны идут столь сильные дожди, что население голодает. Особенно это касается провинций Хэнань, Хубей и Аньхой.

— С начала зимы уже четыре тысячи смертей от голода! — говорил он, расхаживая взад-вперед между троном и напольной вазой с цветами. — А что я могу сделать, кроме как приказать обезглавить тамошних губернаторов? Крестьяне уже собираются в шайки и грабят на дорогах. Скоро они поднимут восстание по всей стране.

Нюгуру сняла с шеи и с рук свои украшения, вытащила из волос драгоценные шпильки и сказала:

— Ваше Величество, возьмите эти украшения и продайте на аукционе, а на вырученные деньги купите крестьянам пищу. — Лицо ее при этом светилось благородной решимостью.

Сянь Фэн, судя по всему, не хотел оскорблять ее чувства, однако попросил надеть свои украшения обратно. Потом он обернулся ко мне и спросил:

— А что ты бы сделала на моем месте?

Я вспомнила, как однажды отец обсуждал похожую проблему со своими друзьями.

— Я бы повысила налоги, собираемые с богатых землевладельцев, купцов и правительственных чиновников. Я бы сказала им, что возникла чрезвычайная ситуация и стране требуется помощь.

Сянь Фэн не стал давать оценку моему предложению в присутствии Нюгуру, однако позже он меня вознаградил. Ночью мы имели с ним долгий разговор. Он сказал, что это настоящее благословение предков — иметь наложницу не просто красивую, но и умную. Я затрепетала, совсем не от страха, и решила, что должна работать над собой, чтобы соответствовать похвале Его Величества.

Это была первая ночь, когда я не танцевала «танец с веером». Мы сидели на кровати и разговаривали. Его Величество рассказывал мне о своей матери, а я ему о своем отце. Мы утирали друг другу слезы. Он спросил, что мне больше всего запомнилось из моей жизни в провинции. Я рассказала ему один случай, который перевернул мои представления о крестьянах. Когда мне было одиннадцать лет, я участвовала в кампании, которую организовал мой отец для спасения урожая от саранчи.

— Лето выдалось жарким и влажным, — рассказывала я. — Зелень буйно разрослась повсюду. Рис, пшеница и просо тоже вытянулись вверх и день ото дня набирали зерно. Отец был счастлив, потому что знал, что если все пойдет гладко и урожай будет собран, то крестьяне, населяющие в его округе едва ли не пять сотен деревень, благополучно переживут зиму.