Имперец. Том 1 и Том 2
Шрифт:
Но когда к орущему хозяину заведения подошел неприметный человек в скучном сером костюме, господин Шульгин мгновенно захлопнул рот, и все сотрудники — и кальянной, и приехавших спецслужб — выдохнули с облегчением.
— Василий Прокофьевич, — обратился к нему Серов тихим и усталым голосом.
Шульгин в принципе вертел всех этих оперов, следаков и силовиков на одном продолговатом предмете. Но в присутствии этого человека хотелось держать рот закрытым и вытянуться по струнке даже ему, прожженному торгашу.
— Я понимаю ваше негодование, —
Василий Прокофьевич улыбнулся, мгновенно почуяв небезынтересные перспективы, и сделал широкий жест:
— Ну тогда милости просим. Если ваши люди позволят моим сотрудникам воспользоваться кухней, мы даже с радостью накормим вас и всех тех, кто сегодня оказался заложником этого чудовищного происшествия.
Не то чтобы Шульгин хотел кормить полицейских, но гостей, которых они задержали, попотчевать было просто жизненно необходимо, чтобы хоть как-то сгладить негативные впечатления от произошедшего. Однако кормить одних и не кормить других определенно было нельзя, так что на фоне общих убытков пара десятков сытых и чуть менее агрессивных сотрудников государя — в пределах погрешности от огромного минуса на балансе по итогам сегодняшней ночи.
Серов не то чтобы хотел идти навстречу этому лавочнику, но среди гостей были благородные, богатые, а среди работающих сотрудников — порядком охреневшие от усталости ребята, попавшие сюда в конце смены.
А он сам просто банально хотел кофе и откусить голову тому уроду, что сорвал его отпуск. Но, судя по всему, последнее произойдет нескоро, так что хотя бы кофе.
— Кухней — это можно устроить, — кивнул Серов и окликнул кого-то из сотрудников в штатском. — У вас же найдется кофе?
— Обижаете, — широко улыбнулся Шульгин. — Может, хотите попробовать кальян?
— Может, и хочу, — пробормотал Серов, размышляя, что с паршивой овцы — хоть шерсти клок.
Раз уж отпуск теперь долго не обломится.
Москва, Лубянская площадь, Александр Мирный
Я лежал на койке, заложив руки за голову, и дремал.
Небольшая комната размером примерно три на четыре шага вмещала в себя только лежанку, унитаз и раковину, из крана которой размеренно капала вода.
Кап-кап-кап…
Свет мог бы попадать сквозь крошечное окошко, но оно было заколочено. Лампа в комнате не горела, но глаза давно привыкли к темноте. Впрочем, рассматривать было особенно нечего, так что и смысла в источнике света не было.
Сложно сказать, сколько времени я здесь провел, но магические блокираторы уже перестали ощущаться чем-то инородным. А если считать по кормежкам раз за сутки — то шел третий день.
Кап-кап-кап…
Нельзя сказать, что меня прям били при задержании —
А в остальном ничего интересного.
Кап-кап-кап…
Лубянку я узнал по куску фасада, который умудрился рассмотреть в зарешеченной машине. Странное дело, мир другой, а судьба у здания та же. Меня даже допрашивать не стали, просто швырнули в конуру и оставили.
Как будто бы забыли.
Кап-кап-кап…
Интересно, здесь был свой Магго или нет?
Кап-кап-кап…
Вода капала и капала, и капала, а я лежал в тишине и размышлял о том, что все не так уж и плохо. Здесь хотя бы кормят чем-то похожим на еду раз в день. А то в моей практике бывали случаи, когда питаться было нечем.
Однажды дочка случайно наткнулась на мои старые-старые фотографии. Мы там с еще парой парней и овчаркой на фоне каких-то развалин. Милый ребенок спросил, как звали собачку, и живо заинтересовался ее дальнейшей судьбой. А я по пьяной дури взял и ляпнул правду, что Мухтара нам потом пришлось сожрать.
Ребенок рыдал, жена орала, а я чувствовал, что реальность ускользает.
Кап-кап-кап…
Странно, что я не заметил, что Ивана, точнее, цесаревича Ивана Дмитриевича Романова, постоянно пасут. И мутные мужики, курящие у пивнухи, и какая-то гоп-компания, слоняющаяся по улице, и переругивающиеся клиенты в баре, и даже влетевший за нами в проститутошную клиент со слишком трезвыми глазами — ведь явно парня сторожили.
Старею…
Хотя формально молодею.
Словом, совсем расслабился.
Кап-кап-кап…
Не хотелось бы, конечно, отдавать жизнь за царя таким дебильным образом. Мне бы лучше на острие атаки, чем сгнить в клетке. Но, боюсь, прокурором мне уже точно не стать.
Кап-кап-кап…
Кап-кап-кап…
Кап-кап-кап…
Со зверским скрежетом провернулся замок в двери, и она распахнулась. Свет из коридора показался ослепительно ярким даже сквозь прикрытые веки.
— На выход! — рявкнул мужской голос, и мне пришлось открыть глаза.
Я медленно сел, жмурясь от света.
— На выход! — повторил голос из коридора, и я понял, что боец сопровождения в мою конуру не входил.
Боится.
Я обулся и, потянувшись так, что приятно хрустнула пара суставов, вышел.
— Следуйте за мной, — произнес солдатик и пошел вперед.
Сзади меня конвоировали еще двое, и у всех троих автоматы были сняты с предохранителей.
Хмыкнув, я пошел по длинным скучным коридорам со стенами, выкрашенными масляной краской мерзотного зеленого цвета, дешевым кафелем на полу и железными дверями с номерами без всякого порядка. Двери некоторых камер были распахнуты, демонстрируя пустое нутро, двери некоторых — заперты. К кому-то приставлен даже почетный караул. В коридоре было настолько потрясающе тихо, что звуки наших шагов разносились гулким эхом.