Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

Злотников Роман Валерьевич

Плохое правительство и власть государя надлежало, по мнению неведомого агитатора, заменить на власть принципиально новую: «Глубокий кризис, охвативший страну, уже не может быть разрешен, как мечтают имущие классы, организацией власти, ответственной перед Думой. Правительство, ответственное только перед Думой, уже не способно остановить разруху в стране. Создание Временного правительства – лозунг, который должен объединить всю демократию».

Напряженная обстановка не помешала изысканному журналу «Аполлон» устроить 5 ноября вечеринку в плавучем ресторане, пришвартованном у стрелки Васильевского острова.

Главный редактор и он же владелец – модный преуспевающий художник считал, что женщины должны украшать редакцию, и поэтому сотрудницы изначально были набраны из числа танцовщиц кордебалета Мариинского театра. Веселье выплеснулось из недр стилизованного фрегата на набережную и перекинулось на «Аврору», где матросы в робах, светские львы в смокингах и балетные красотки вперемешку развлекались под музыку джаз-рок-кабаре «Бостонское чаепитие».

Утром был большой разнос от командира, обещание трибунала для зачинщиков неподобающего действа на борту боевого корабля и запрет на увольнительные на месяц – для всех без исключения. А между тем полученные от подручных Парвуса деньги жгли карманы…

3. «Носовое, огонь, пли!»

Вечером 6 ноября матросы крейсера «Аврора» и других кораблей Балтийской эскадры взбунтовались, покинули суда и толпой ринулись к Зимнему. В толпе, двигавшейся по Васильевскому острову со стороны порта, был замечен одетый в форму шотландского гвардейца адвокат Керенский, который выкрикивал лозунги о народной вольности и национальной гордости. Возле университета он был нецензурно обруган из открытого окна третьего этажа известным литератором Дмитрием Мережковским, который затем прокричал: «"Солнце русской земли" потушить нельзя! Когда оно взойдет, исчезнут все призраки! Или, может быть, упырь захочет потушить солнце? Ну что же, пусть попробует!.. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что на Учредительном собрании Ленин сломает себе голову!»

Государь в это время слушал доклад министра внутренних дел Александра Протопопова. Внезапно в кабинет вбежал секретарь и подал императору телеграмму от депутата Родзянко: «В столице – анархия. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

– Где засели мятежники?

– В Таврическом… объявили о создании Временного правительства и требуют, чтобы армия и полиция подчинялись только им.

– Медлить нельзя! Какие части на их стороне?

– Пока никакие… Спиридович из охранного колеблется.

Николай нажал кнопку звонка и приказал вошедшему полковнику:

– Срочно приготовьте восемь машин и верных офицеров. Едем, Александр Дмитриевич! Охрану дворца поручить Воейкову.

– Государь, вам не следует ехать!

– Хозяин земли Русской должен сам бороться с ее предателями.

…Матрос Толя Железняк, как назвал его потом описывавший эту историю со слов фрейлины Вырубовой репортер одной из бульварных газет, был одним из тех, кто жаждал любой ценой оказаться у власти. Он всеми фибрами души и тельняшки ненавидел царя Николашку. Что, впрочем, не мешало

ему быть едва ли не лучшим собутыльником чудесно спасенного почти год назад Григория Распутина. Оба очень уважали мадеру. И вот теперь в его слегка замутненной голове мелькнула одинокая мысль. Люди любят Распутина, люди пойдут за ним. Особенно бабы, а мужики, если их на фронт не гнать, и так на всё согласны будут. Распутин может стать Григорием I.

Пальнув в проезжавший «роллс-ройс», Железняк уселся в остановившуюся машину и барским голосом приказал побелевшему шоферу:

– На Мойку… к дому Григория Ефимыча!

На Мойке Распутин после своего удивительного спасения поселился неспроста – рассудив, что сияние солнца русской поэзии должно с его, старца Григория, помощью осенять престол, а не шальные головы всевозможных смутьянов.

Железняк ворвался в парадную гостиную, опрокинув стол, и проорал во всё горло:

– Да здравствует император Григорий Первый!

Распутин поднялся с кресла и властно произнес:

– Николаша – божий человек. Не трожь!..

– Не мы, так другие…

– А ну-ка поведай!

И Толик, налив себе и Григорию мадеры, рассказал, что толпы движутся к Зимнему дворцу и их никак не остановить. Войска не успеют, а охрана дворца малочисленна.

– Так что каюк Николаше! Если подсуетимся – будешь Григорием Первым. А я около тебя вроде как первым министром. Я, брат, с матросиками договорюсь, им ни Ленин, ни Троцкий не любы, а больше некому.

– Глупая твоя голова! Россию спасать надо!

– Да как ее спасешь? Разве что из пушки прямой наводкой…

Григорий вскочил и поволок Железняка в машину, крикнув шоферу:

– К «Авроре»!

Автомобиль тенью помчался по пустынным улицам.

– Куда? – закричал пьяный вахтенный, но, получив удар в зубы от Распутина, свалился под трап.

Остальные были пьяны и их попросту заперли в кубрике.

– А ну-ка подсади, милок, – сказал Распутин Железняку, разворачивая носовое орудие.

И грянул первый залп «Авроры». Второй снаряд разорвался в гуще толпы.

– Спасайся, братцы, сейчас всех поубивают!..

4. «Которые тут временные?»

Незадолго перед тем в Таврическом дворце экстренно началось первое заседание Временного правительства, которое было втайне сформировано еще до того, как господин Родзянко отправил императору свою знаменитую телеграмму. Князь Львов начал зачитывать обращение кабинета новых министров urbi et orbi, сообщая о «такой степени успеха над темными силами старого режима», которая позволяет теперь вплотную заняться организацией новой власти. Либерализм, бывший в такой моде, судя по речи князя, на самом деле никому не грозил.

– Только железной властью в суровых условиях военной необходимости и самоотверженным порывом самого народа может быть выкована грозная и созидающая государственная мощь, – возвысил голос Львов. – Исполненное сознанием священного долга перед Отечеством, правительство не остановится ни перед чем!..

Но на этих словах распахнулись обе створки дверей главного входа, и в зал вошел государь император в сопровождении гвардейских чинов и флигель-адъютанта Мордвинова. Оторопевший князь умолк. А государь негромко скомандовал Протопопову: