Империя иллюзий
Шрифт:
– А теперь, скот, спи! Ночью я с тобой разберусь совсем иначе! Ты у меня еще позавидуешь тем самым животным!
Порадовавшись, что наркотик просроченный, парень притворился спящим. Только через часик осмелился приблизиться к маленькому зеркальцу над умывальником и присмотреться к своему обезображенному синяками лицу:
– Какой позор! До чего я докатился?! Веду себя как… мм! А иначе и не скажешь: конченая жертва матриархата!
Как раз в тот вечер во дворце королева присматривалась через свое специальное магическое стеклышко к придворным, выискивая ту самую парочку, над которой дочь
– Видела бы сейчас твоя подружка, насколько она стала страшной, повесилась бы от испуга!
– Точно, мамуля! – веселилась и наследница короны, имеющая точно такое же стеклышко. – Видимо, она не только своего партнера сакирузи мазала, но и сама вся извозилась. Вот бы ее сейчас все придворные увидели! Со смеху бы лопнули.
– Ну а где ее кавалер? – вопрошала Сагицу.
– Пока не вижу, но мы его обязательно дождемся.
А в конце вечера коварная принцесса показала матушке глазами за трон. Там стоял на своем почетном месте тот самый телохранитель, который считался одним из тайных любовников королевы и очень мешал злоумышленникам уничтожить ее величество. Вскипевшая монаршей злостью женщина все-таки сдержалась и не стала сразу наказывать мужчину, но вот согнать злость на развратной баронете не преминула. Указала на нее перстом и с желчью огласила:
– Коку Мелиет! Я не желаю больше тебя видеть в своем окружении.
Пришлось испуганной девушке немедленно покинуть дворец, иначе охрана могла и покуражиться, выталкивая первую красавицу через ярко освещенный парадный вход.
Прибыв домой, Коку пару часов проплакала, сокрушаясь над своей горькой судьбой, а потом в порыве неосознанной жалости к самой себе поплелась к своему капризному саброли. Тот вовремя почувствовал изменение обстановки, приласкал и крепко обнял свою хозяйку на узкой кровати и проговорил с ней на разные философские темы до самого утра. Сказать, что он поразил Коку своими умными и глубокими мыслями, – значит ничего не сказать. Он не могла поверить своим ушам и почему-то сразу осознала, что ее саброли не только умнее ее, но и гораздо образованнее, опытнее и человечнее.
И под утро совершенно естественно откликнулась на его любовные заигрывания.
Потом она проснулась и поспешила пожаловаться к принцессе. Та у нее выпытала все подробности, посочувствовала возникшей привязанности, но в конце разговора посоветовала совершенно противоположное тому, о чем мечтала сама Коку:
– А ты его проверь! Несколько раз подряд! Жестко и без никчемных терзаний. Если он опять тебя поймет и простит, значит, действительно любит и дарит тебе ласки в порыве истинной страсти. А если озлобится и возненавидит – значит, подло обманывал только с одной целью: добиться желанной свободы любой ценой.
Вот и заявилась Мелиет домой с самыми противоречивыми чувствами и стала насильно заливать нектар шауреси в исторгающий крик отрицания рот. По счастливой совокупности для Федора, во флаконе еще оставалось несколько доз, а закупать новый наркотик хозяйка не озаботилась. И опять у них четыре дня продолжалась жесткая позиционная война: то она сверху со своими
Одно только было плохо: такого напряжения ослабленный организм Федора явно не выдерживал. Несмотря на очищение от наркотика и почти полный вывод насильно скармливаемого пасхучи, отличное питание и отсутствие физического труда, парня порой колотило от перерасхода жизненной энергии. А вот сила Шабена не спешила к нему возвращаться. В последнюю ночь перед катастрофическими изменениями в их жизни он прервал уже начавшиеся любовные ласки неожиданной просьбой:
– Любимая, что-то я занемог. И горло болит после холодных напитков. Пожалуйста, давай немного поспим. А утром, моя сладость, я разбужу тебя своим самым страстным поцелуем.
Баронета обиженно засопела и резко отвернулась, а потом и отодвинулась на дальний край кровати. Осчастливленный хоть такой реакцией, Федор моментально провалился в сон, но через час с испугом проснулся от грохота и злобных причитаний. Его обнаженная хозяйка стояла рядом с ним на коленях и с остервенением колотила пустым флаконом по спинке кровати. Пробка во флаконе оказалась прикрыта неплотно, и последняя доза бесполезно растеклась во внутренностях очередного кармана. Это и переполнило чащу терпения требующей ласки женщины. Она сверлила своего раба безумным взглядом, приговаривая при этом:
– Этот скот осмеливается спать, когда я не могу заснуть неудовлетворенная! И он еще пытается доказать, что не животное! Ну все, мое терпение истощилось! Завтра же лично отправлюсь к Башне Иллюзий за свежим шауреси и буду тебя кормить каждые пять часов! Вот тогда я разрешу тебе говорить все, что тебе вздумается, но наверняка так ни разу и не услышу от тебя таких слов: «Я занемог! Давай немного поспим!»
Она с таким капризным видом и противным голоском спародировала его слова, что Федор не смог удержаться от смеха:
– Любимая! Мы ведь с тобой уже выяснили, что наркотик погубит и меня, и наши отношения, неужели тебе так трудно прислушиваться только к своему сердцу и поступать, как подсказывает оно?
– А я и прислушиваюсь! Но оно колотится как сумасшедшее и не дает мне уснуть, когда ты, словно мерзкое животное, разлегся на моей кровати и спишь как хозяин. Да вдобавок заставил продать верных мне и ласковых саброли.
– Ты так прекрасна, даже когда сердишься, что я просто не в силах с тобой ругаться, – стал ворковать Федор, поглаживая прекрасную баронету чуть выше коленки.
Но ее такие ласки только еще больше разозлили. Взвизгнув от возмущения, женщина скатилась с кровати и громко позвала служанку. А когда та явилась, приказала увести раба в подвал и там посадить на цепь. Подобные наказания в этом доме вообще на памяти служанок не применялись. Но вполне естественно, никто и не подумал ни возражать, ни медлить с исполнением.
И только уходящий и мрачный, как туча, раб на мгновение замер в дверях и громко отчеканил:
– Прощай, Коку! Никогда больше ты не познаешь моей любви и не почувствуешь моей искренней ласки. Но винить тебя бессмысленно, тебе не дано познать даже малой капли такого великого чувства, как любовь. Ты так и умрешь, не познав этого счастья.