Империя людей. Книга 1

Бурденя Вадим

Смерть есть смерть, даже если это мгновенная аннигиляция пятидесяти шести разумных. Стиг чувствовал каждую смерть на этой планете. Смерть была его жизнью, основным источником его силы, и конечно же он не смог пропустить массовой гибели стольких разумных рядом, поэтому и видел, как Джерри подчищает за собой следы, ищет и уничтожает разбросанные вокруг пустыря артефакты, отвечая на незаданный вопрос наблюдающего:

— Если нет тел, следов, улик, свидетелей, вообще никаких доказательств, то ничего и не было…

— Знаете почему у Джерри лучше всех и больше всего получается сделать? — спросила Селена у остальных членов команды, сидящих в общей комнате и занимающихся своими делами, когда

около десяти вечера Джерри вернулся домой. — Потому что он трудится с утра до ночи! Берите пример!

— Да, да, Джерри молодец, никакого запугивания и мордобоя, всё с улыбкой, мы помним. — равнодушно ответил Стиг, даже не отрываясь от экрана телевизора.

Глава 18

Команда дружно окружила Оно-э и неодобрительно смотрела на Ингвара.

— А что сразу я!? — возмущался тот. — Стиг вот постоянно в телевизоре, там тоже всякое разное показывают.

— Показывают! — упёрла руки в бока Селена. — Но интернет этот твой вообще свалка, полная всякой гадости. Вот она оттуда и набралась! Ты ей хоть порно не показывал?!?

Всё случилось из-за того, что под платьем Оно-э обнаружилось нижнее бельё, судя по фасону — что-то местное, которое никто на неё не надевал. Раньше несмотря на то, что платье становилось мини, оно сидело как влитое, не сдвигаясь ни на миллиметр, чтобы Оно-э ни делала, при этом под подолом всегда была непроглядная тень. Сегодня обнаружилось, что платье начало вести себя более естественно, со всеми вытекающими последствиями. Хорошо хоть там оказались трусики.

Селена утянула Оно-э в её комнату для экспериментов, но смена школьных платьев ничего не давала, если верх одежды становился второй кожей, то низ укорачивался, но вёл себя при этом естественно. Ради интереса надела вечернее платье, нашедшееся в шкафу. Результат был такой же… почти: нижнее белье стало более откровенным и под цвет платья.

— Ишь ты, модница!

Но тут на глаза попал спортивный костюм, который тут же был и примерен.

— Оппа! — продемонстрировала Селена результаты свой работы: Оно-э в спортивном костюме. — И холодает как раз на улице, и на физкультуру можно будет ходить! Кроссовки у неё есть!

Костюм вдруг стал намного более облегающим, чем был изначально.

— Блин, Ингвар, заберу у тебя телефон!

— Да этих фитоняшек не только в интернете, но и в нашей школе полно!

Ингвар отстал от Николая Еремчука, это так подумал наивный Ерёма. Псих же усиленно готовился к оказанию дружеской помощи — ходил по району и снимал в банкоматах самые крупные купюры: если помогать, то так, чтобы надолго хватило. И в один из дней, подошедший к своей парте Ингвар из своего рюкзака Луттон Виа достал очень толстую пачку денег самого крупного номинала и положил переде Николаем.

— Держи, тебе нужнее, а у меня их всё равно ещё много.

Класс мгновенно притих. Таких денег вживую не видел никто из них, только если по телевизору. Даже Кот, иногда собиравший дань и наличку от продажи наркоты, не держал таких сумм в руках.

— Спасибо, мне ничего не нужно, забери их. — даже и не подумал притрагиваться к деньгам Ерёма.

— Как это не надо? С мамой же у тебя что-то, и с сестрой младшей? Да и телефон себе нормальный купишь и питание нужно, чтобы мышцы наращивать! — продолжал рыть могилу их дружбе Ингвар.

Скворцова не выдержала, обхватила голову руками и уткнулась лбом в парту.

— У… Нас… Всё… Хорошо… Забери! — окаменел лицом Николай.

До Ингвара стало доходить, что он делает что-то не то, или не так: от Еремчука шёл непонятный коктейль эмоций, главными из которых были горе и ненависть. Возможно, он не до конца понял законы и правила этого мира, или не так понял, а значит, нужна помощь местных. Спрятав деньги обратно в рюкзак, он оглядел всё так же молчащий класс, на секунду задержав взгляд на Скворцовой, которая раньше уже немного помогла ему, и сел на своё место. Мимолётную остановку взгляда на Скворцовой никто не заметил, кроме самой Кати, которая нашла в себе

силы к тому моменту оторвать голову от парты. Выбор советника был очевиден. Прежде чем делать что-то дальше, нужно поспрашивать у Екатерины, разобраться.

Не отпускающую класс тишину разрезал скрип отодвигаемого стула, Скворцова поднялась со своего места и вышла в проход между партами:

— Девочки и мальчики, у меня объявление! Если я скоро умру, не приходите, пожалуйста, ко мне на похороны, запомните меня такой: молодой и красивой! — покружилась она вокруг себя на месте. — А не лежащей в гробу с раздавленной головой или разорванной пополам. И тем более не вздумайте выкладывать в сеть фото моих голых внутренностей, висящих на деревьях вокруг школы!

— А я и знала, что у Скворцовой с крышей не всё в порядке. — раздался чей-то радостно-печальный вздох, совпавший со звонком на урок.

После уроков Николай Еремчук, как обычно, сидел в библиотеке, но заниматься у него не получалось. Сегодня Ингвар хорошо так выбил его из колеи. Чтобы заработать столько денег, сколько было в той пачке, его отцу нужно лет пять работать, а, может быть, и все десять: там было явно больше, чем сто купюр. Поэтому и разрывали его противоречивые желания: выть, крушить всё вокруг, проклинать себя и весь этот мир. С такими деньгами можно было бы подойти и к Селене Александровне, а даже если бы она и отказала, то всё равно на ближайшие годы они бы закрыли все вопросы, он смог бы получить высшее образование, устроиться на работу, стало бы значительно легче. Сейчас деньги были очень сильно нужны. Уже стало ясно, что зрение мамы не спасти, и поэтому её было необходимо отдавать в центр реабилитации для адаптации к незрячей жизни. Бесплатные государственные центры существовали только на бумаге. По факту эти учреждения могли только помочь инвалиду быстрее уйти из жизни. Ему хватило ума давно понять отношение государства к инвалидам, благо в соседнем подъезде живёт Семёнович, у которого нет обеих ног ниже колена и который поведал свою историю. Он потерял их в одной из локальных войн, отправившись туда по контракту. По контракту, который гарантировал много чего. Сначала, лет десять, так и было: реабилитация, протезирование, хорошие выплаты и пособия. Внимание и забота со стороны государства. Но шло время, вспыхивали очередные заварушки в других местах, где нужны были опять солдаты и где появлялись очередные инвалиды. Через двадцать лет о Семёновиче уже никто не вспоминал: сократились выплаты, урезались пособия, протезирование и лечение — за свой счет. А здоровье стремительно ухудшалось, такие ранения не проходят бесследно. Вот и доживал он свой век кое-как, благо хоть родственники навещали периодически и немного помогали, да и сам Коля частенько бегал по просьбе Семёныча за продуктами.

Так же государство отнесётся и к маме, точнее, даже хуже, поэтому речь могла идти только о платном реабилитационном центре. Но, нужно отдать должное своей стране, так же наплевательски она относилась и к здоровым гражданам, сплошное равноправие, главное, чтобы люди не сворачивали с пути и не выходили за границы, которые им определило руководство Рашина.

В общем, деньги Ингвара могли решить все текущие проблемы, а он отказался: достоинство, гордость. Кто и зачем их придумал, что это вообще такое? Казалось бы, бессмысленные звуки, атрибуты, которые особо и не нужны, и без них можно прожить, да многие и живут, и хорошо живут, и он мог бы начать хорошо жить с новым телефоном, новой одеждой и полным холодильником, обеспеченной лекарствами сестрой, устроенной мамой. Ну а то, что пришлось бы ломать себя, немного бы подташнивало при взгляде в зеркало — не страшно, вытерпит, наверное. Случись такая ситуация ещё раз, он скорее всего взял бы деньги, но она-то вряд ли случится. А подойти к Ингвару и сказать, что он согласен… — его начинало мутить от одной такой мысли, собирались злые слёзы, поднималась волна горячей ненависти, ко всем, и в первую очередь к себе. Видно, не в такой он ещё отчаянной ситуации, чтобы быть готовым на всё, да и сможет ли когда-нибудь пойти на всё?