Империя мертвецов
Шрифт:
Найтингейл предвидела шок, который вызовет в обществе появление мертвецов, и старалась настроить общественное сознание таким образом, чтобы предотвратить возможный ущерб, – пожалуй, в некотором смысле она стояла впереди эпохи. И все же законы Франкенштейна показывают, как сложно предсказать течение научного прогресса. Мертвецы застряли на том берегу зловещей долины, и инженеры могут только мечтать, чтобы их детищ путали с живыми людьми. Мертвецы могут выполнять многие задания лучше живых, но то же самое можно сказать о большинстве механизмов. Скажем,
Никто не станет спорить, что величайшее достижение Найтингейл – применение принципов санитарии при оказании помощи раненым и что благодаря ее трудам смертность в госпиталях кардинально снизилась. Этим она оказала обществу неоценимо большую услугу. Есть даже своя ирония в том, что этой своей службой мисс Найтингейл лишила общество ощутимой части «сырья» для массового производства мертвецов.
Для убедительности своих аргументов эта леди произвела статистические расчеты, которые сильно повлияли на тыловое обеспечение и другие армейские структуры.
Из-за широкой славы упомянутых законов одна из организаций, подчиненная Красному Кресту, стала называться Аппаратом Франкенштейна, и из-за этого легко забывалось, какую большую роль сыграла Найтингейл в ее учреждении. Цель Аппарата – оценивать и отслеживать численность мертвых войск в разных странах. Это международная организация, которая не спускает глаз с новых разработок. В каждой стране, конечно, своя политика, но по крайней мере на бумаге прописаны именно такие принципы. При необходимости Аппарат имел право организовать экспертный отряд для расследования.
– Ватсон. Джон Ватсон.
– Николай Красоткин, – с прекрасным английским выговором представился, протягивая мне руку, молодой человек примерно моих лет. Мы встретились в кафетерии Пешавара. Архитектор спланировал здание на западный манер, но стены испещряли арабески. Я чувствовал, что и ковер в глубине зала повесили в основном для того, чтобы окунуть гостей в восточную экзотику. Пешавар – древний центр торговли, все здесь пронизывали причудливые завитки вязи, где конец не отличишь от середины предложения, и люди тут прекрасно знали, как обходиться с чужеземцами. Барнаби с насмешкой наблюдал, как меня со всех сторон облепляют торговцы, и в итоге прошляпил свое портмоне, а у Пятницы в волосах откуда-то взялись белые цветочки.
Кафетерий напротив каменной улицы выбрали русские.
Агент Третьего отделения. М уже передал мне его бертильонаж с описанием внешних данных и краткую биографию. Но все же этого молодого человека я представлял себе совершенно иначе.
– Член экспертной комиссии Аппарата Франкенштейна, – протянул мне перфокарту Красоткин. Я подумал, что не бывает экспертных комиссий из одного человека, но вместе с тем отметил:
– Прекрасная легенда.
– Пешавар – нейтральная территория, но и тут, согласитесь, бывает ветрено, – невозмутимо отметил Красоткин.
С первого взгляда понятно, что русский. Молодое, типично русское лицо, немного слишком правильное. Еще несколько лет – и, наверное, станет таким же грубым медведем, как все они. Я тихонько помолился про себя, чтобы этот юноша поскорее состарился.
– Не люблю притворяться. Но я в самом деле изучал в Московском университете математическую теологию, так что документы ничем не отличимы от подлинных. Если расследование завершится успешно, их даже в Красном Кресте признают.
– Хотите сказать, после такого дела у них не останется выбора?
Красоткин пропустил мое замечание мимо ушей и проводил взглядом английские войска, марширующие мимо кафе с мартини-генри на плечах. Каждый раз, когда кто-то обращал внимание на его необычную внешность, он беззаботно махал в ответ рукой. То ли бдительности ему не хватает, то ли он просто сама невинность. Правда, если попадется местным, то даже мне будет сложно вытащить его из передряги. Должно быть, и место встречи он выбрал напротив оживленной улицы, а не в каком-то закоулке, потому что боялся действовать в одиночку. Красоткин поставил чашку на место и сказал:
– Вы довольно долго добирались.
– Приключения, – коротко объяснился Барнаби. Кажется, он на каком-то зверином уровне сразу невзлюбил русского юношу. Красоткин делано похлопал ресницами и склонил голову набок. Мне он показался олененком предо львом… хотя скорее даже газелью перед гориллой.
– А вы, стало быть, тот самый капитан Барнаби, что первым услышал про мертвое царство?
Мой напарник нахмурил брови и начал нервно стучать по столу пальцем, похожим на жирную гусеницу. От мелкой дрожи по поверхности чая в его чашке из веджвудского фарфора пошли круги.
– Как эта принцесса собирается штурмовать горные ледники?
– Вы полагаете, что знаете о снегах больше русского человека?
Чуть задетый, Барнаби фыркнул и откинулся на спинку стула. Ноги на стол не закинул, но, полагаю, только потому, что не был уверен, выдержит ли. Да, признаться, на фоне этого шкафа напрашивалось сравнение с хрупкой барышней. Не говоря уж про руки и плечи, у него все тело представляло собой гору мышц, и Красоткин смотрел на Барнаби без тени страха, зато с неприкрытым восхищением.
– Неудивительно, что вы пережили русскую зиму… Впрочем, чтобы выжить в снегах, нужны не сила и не упорство.
– Знаю, – отвернулся Барнаби.
Красоткин чуть пожал плечами, а потом обратился уже ко мне:
– Это непросто понять человеку, который не привык к холодам, но в мороз остается только смириться. Особенно когда надо не просто пробежаться до соседнего дома, а пересечь огромную снежную равнину. Лучше всего расслабиться и принять то, что тебя окружает, так сказать, слиться с холодом. Сопротивление бесполезно.