Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия
Шрифт:
Но это, повторюсь, общая беда всего христианского мира сегодня. Слава и величие западного христианского мира под вопросом. Взгляните на современное искусство — оно вялое и растерянное; нет более верного барометра. Россия выражает общий процесс увядания более страстно и уродливо, нежели прочие страны — но это уж такая особенность нашей страстной страны.
— Ваш взгляд, как философа и художника, на президента России Владимира Путина, его 87 % поддержку россиянами и стремительно растущий культ? К его 62-годовщине (именно так и говорилось: не к 62-му дню рождения, а «к годовщине», как к годовщине Великой Победы или Октябрьской революции) в Москве открылась выставка картин президента-Геракла «12 подвигов Путина», стартовала продажа маек с его портретами и было представлено патриотическое граффити с «Тополь-М» на торце московской
— Частично я уже ответил на этот вопрос. Мне не представляется продуктивным анализ личности политического деятеля современности; скорее интересен механизм, который выталкивает среднеарифметических людей на поверхность, приводит их к власти.
Тот факт, что президентство Путина отмечено тремя (по крайней мере, тремя) войнами — с Чечней, с Грузией и с Украиной, на мой взгляд, говорит о нем, как о слабом политике: фактически, это были войны с собственным народом, и убиты десятки тысяч граждан той самой страны, в которой он родился, граждан СССР. Декларируется внешняя угроза «русскому миру», но убивают русскоговорящих граждан; страна занимается саморазрушением.
Вероятно, в каждой культуре запрограммирован механизм самоуничтожения — гражданская война одно из проявлений, но сегодня гражданская война усугублена ликвидацией промышленности, медицины, образования и т. п. Трудно иначе объяснить иррациональное уничтожение русских людей во имя «русской весны». В пропаганде последних месяцев допущен дикий логический сбой: декларировано одновременно что: а) русские и украинцы — это единый народ и б) украинцы фашисты и враги.
Иначе как саморазрушением этот процесс не назовешь. Можно сколь угодно апеллировать к американским бомбежкам Ирака, но Америка старалась беречь жизни американцев — здесь же наблюдается крайняя небрежность по отношению к собственному народу. Но, повторюсь, важно не то, что Путин слабый политик. Важно то, что общественный механизм выталкивает вперед заурядных персонажей, назначая их главными писателями, масштабными политиками, важными философами, великими художниками. А уж последствия такой селекции — предсказуемы.
Последние полвека были временем катастрофически мелкого масштаба, временем эстетики лилипутов. Характеры, сформированные этим периодом, — очень мелкие характеры, ничтожные. Когда говорят (а до недавнего времени это было распространенной фразой) что Путин самый яркий политик современности, это звучало как печальный диагноз всему миру. Дело в том, что это почти что правда. Какой из современных политиков разумен и велик? Мне такой неизвестен — и Путин на общем фоне блистал потому, что авторитарный режим всегда даст больше возможностей для проявления личности правителя: вождь говорит и его распоряжения выполняют.
Президент демократической страны часто оказывается заложником демократической бюрократии; в России, с марионеточной Думой, президент есть образец деятельных решений. Причем, с равным успехом можно было бы сказать (почти не погрешив против истины) что Путин — самый великий мыслитель, самый оригинальный философ, самый лучший критик, и т. п. Писатели смотрят ему в рот, журналисты внимают его остротам, экономисты цитируют его фразы.
Все настолько мелко, что маленький человек, встав на котурны власти, становится великаном. Поставьте Путина главным редактором любого издания, главой телеканала, президентом компании — и он наверняка станет лучшим на этом поприще; все остальные очень мелки. У него нет идей — а у кого они есть? И какие же это идеи? Поэтому раздражение народа России на свою оппозиционную интеллигенцию очень понятно:
Подвиги, приписываемые мифологизированному правителю, — это наивно; но поглядите, сколько подвигов приписано вялому искусству и снулой литературе. Ведь современное искусство, современная экономика и т. п. — тоже мифологизированы. Современные мифы создаются в отношении буквально всего. Дамиен Херст — великий художник? Отлично, тогда Путин — великий политик. Произведение Дамиена Херста купили за сто миллионов долларов? Ура! А за Путина проголосовало полтораста миллионов избирателей. Вот и договорились. Нет-нет, Путин — подлинный герой нашего времени, которое будет именоваться в истории его именем, а российские художники-философы-социологи-кураторы будут называться деятелями эпохи Путина. И это справедливо.
Равным образом, я не вижу сегодня головокружительных достижений Америки; напротив того. Разве есть сегодня великий американский философ, композитор, писатель, художник? Мне такие неизвестны. Я не говорю, что гении должны расти как грибы и гоголи, но культура ориентирована на пики, не на равнины. Разве ворота в Аид (воспользуюсь вашим образом в отношении банковской системы Америки) так уж незыблемы? На протяжении последних пятнадцати лет эти ворота очень часто шатались.
Россия в скверном состоянии, сегодня болезнь прогрессирует стремительно, дикий национализм последних месяцев и имперская пропаганда — это крайняя нелепость. Но когда из соседних палат показывают на Россию пальцем — это создает иллюзию у прочих пациентов, что уж они-то здоровы. А они не здоровы.
Кризис общий, кризис мировой, а Россия лишь один из фрагментов, один из очагов болезни — и если определять, что это за болезнь, то я бы сказал, что это кризис нерожденного социализма. То, что новая форма общежития, распределения, социального обеспечения, новая форма трудовой занятости и лидерства — необходимы капиталистическому миру, это было очевидно полтораста лет назад. Мучительная история последнего века именно связана с тем, что рождение нового мира было обязательно, но нежелательно; рождение социализма принимало уродливые формы, отторгалось, абортировалось.
Мы говорим о том, что Россия мучительно расстается с имперской идеей; но не менее (возможно, более) мучительно для капитализма расстаться с идеей капитализма. Исторический процесс последнего века — это проблема нерожденного ребенка; случился выкидыш социализма, и это трагично. Трагично прежде всего потому, что проблема никуда не делась — а организм мира пережил выкидыш болезненно. Сегодня процессы социализма в латентной форме идут повсюду — в Европе, кстати сказать, социализма сегодня больше, нежели когда-то в России.
Вопрос, поставленный в 1848 году ответа не получил, и эти постоянные выкидыши истощили организм мира; а вопрос остался без ответа. Считать, что вся беда мира в дикой имперской России — на мой взгляд, наивно; равно как наивно считать Россию флагманом позитивных перемен, коль скоро она атакует западный гнилой мир, восстанавливая свою империю. Имеется общее болезненное состояние всего организма, больной мечется по койке, его лихорадит.
— Максим, и все-таки, ваше объяснение факту всеобщего, практически, обожания россиянами президента РФ? Ведь за 14 лет, кроме всенародного слогана «Россия встала с колен», одни провалы: госпроекты, «Сколково», санкции Запада, бреши в бюджете, и не только благодаря потере почти $60 млрд. на Сочинскую олимпиаду… Если проводить параллели с Третьим Рейхом, с его пропагандистской машиной и схожим реваншизмом, то немцы хоть получили то, что им обещали: благосостояние, почти 10-летнюю уверенность в мощи государства, хлеб и зрелища. Россияне сегодня в восторге от КРЫМНАШ, поглощены новостями из Восточной Украины, люто ненавидят США и, традиционно, презирают Европу и ей завидуют. При этом создается впечатление, что их не беспокоят рушащаяся экономика страны, рабочие места, медицина, пенсионное обеспечение, состояние социальной сферы услуг, унижающие страну показатели среднего возраста жизни и количества сирот, отсутствие реальной политики и уничтожение независимых СМИ. Список можно продолжить, но как вы объясняете то, что электорат, российский народ не обращают внимания, массово поддерживая действующую власть, на то, на что в первую очередь смотрят обыватели в прочих цивилизованных странах? Что здесь, вариант агарофобии — боязни открытых дверей, в нашем случае — открытого, свободного общества?