Империя страха [Империя вампиров]
Шрифт:
– Ты расскажешь им все, что они хотят?
– Конечно, – сказал монах. – Бог сделал меня глашатаем истины, и я обучу ей всех, кто пожелает. Адамавара – не враг других наций. Мы пришли сюда из любопытства, и ее народ имеет право интересоваться нами.
– А если мы пожелаем уйти после конца дождей, чтобы принести узнанное нами миру, из которого пришли? Они нам помогут в этом?
Квинтус покачал головой.
– Не знаю. Нас еще не изучили полностью, не думаю, что они так скоро решат, как с нами поступить. Без вампира-посредника в общении с туземцами, без его лекарств, без вьючных животных, без ружей у нас
– А если мы останемся?
– Слишком рано судить, но они определенно не хотят, чтобы мы стали айтигу. Хотя они называют меня бабалаво и всегда готовы говорить со мной о великом братстве племен, не думаю, что намереваются сделать меня одним из них.
– Я уверен, – твердо сказал Ноэл, – у них нет намерения пригласить меня в свои ряды. В любом случае, не думаю, что мне понравится изображать из себя жертву Ого-Эйодуна. Интересно, действительно ли они забыли секрет создания айтигу? Хотя, наверняка, они никогда бы не раскрыли его нам. Мне кажется, рассказы о нашем мире их встревожили, а я намеренно не пытался развеять их страхи. Боюсь, нас не отпустят с большой охотой.
– У них нет причин для страха, – сказал Квинтус. – Они отгорожены каменными скалами, джунглями и смертельной болезнью. Никакая армия не может надеяться захватить эту крепость, пока серебряная болезнь будет ее водным рвом. Они искренне верят, что империи айтигу сведутся к нулю, и восприняли нашу враждебность к галльским вампирам как доказательство этого вывода. Но, думаю, ты прав: они встревожены нашими рассказами, и словами Нтикимы, и тем, что нашли в наших вещах. Они, наверное, взяли ружья Лангуасса?
– Не знаю, – признался Ноэл. – Но не удивился бы. Как ты думаешь, является ли их целью расширение правления Огбоне над тем, что называют братством племен, вплоть до холодных просторов Сибири, Индийских островов и далекого Китая? Может ли быть Адамавара образцом для мира, если это случится?
– Разве я могу сказать? – ответил монах. – Возможно, обычные люди в Европе и Азии однажды смирятся с правлением вампиров, захотят сыграть роль стада, чем довольствуются здесь мкумкве. Возможно, что это – единственный рай, который может предложить Земля, и, наверное, это рай глупцов, убедивших себя, что они мудрецы, так как жили столь долго с глупой верой.
– Я не уверен, что эти вампиры едины между собой, – сказал Ноэл. – Кантибх и Береника не похожи на Аеду и других элеми, пришедших посмотреть на меня. Нетрудно представить, как молодежь, посланная во внешний мир служить делу Адамавары, изменила этому делу. У элеми, живущих с дальними племенами, своя жизнь, и в тайных обществах, таких как Огбоне, могут процветать еще более тайные группы. Не уверен, что правление старейшин может быть вечным.
– Наверное, нет, – согласился монах.
– Здесь есть равновесие, которого нет в Европе, продолжил Ноэл. – В Африке элеми сделали свое положение менее завидным и используют естественное уважение туземцев к волшебникам, старикам, предкам. Туземцы живут мало, а ситуация меняется очень медленно. В Галлии горстка
– Где в таком случае найдут они кровь для питания? – мягко спросил Квинтус. Это была старая загадка, даже среди детей, приводимая как доказательство того, что вампиры не должны злоупотреблять своей способностью и обычных людей всегда должно быть достаточно много для обслуживания пьющих кровь.
– Если то, что делает из обычного человека вампира, – живое существо, – задумчиво сказал Ноэл, – и то, что получают вампиры из человеческой крови, тоже существо, тогда мы можем надеяться найти способ освободить одно создание от семени вампиров, другое – от человеческой крови. Если сможем это сделать, тогда вампирам не понадобится человеческая кровь для питания, а обычным людям не будут нужны вампиры для превращения. Тогда можно создать мир бессмертных.
– Мир без детей, – мягко напомнил Квинтус.
– Женщины сначала могут рожать детей, – возразил Ноэл, – потом их будут превращать. Миру бессмертных не будет нужно много детей.
– Что за мир это будет? – спросил Квинтус. – Мир, подобный Адамаваре, без слуг. Мир стареющего народа, древнего, независимо от внешности, застывшего в своих привычках, неспособного создать что-либо новое. И это рай, ты думаешь?
Ноэл подумал о Беренике, насквозь холодной, потерянной для мира мыслей и чувств. Но не этому ходу мысли он хотел следовать.
– А что скажешь о мире людей, ставших мудрее, без предела и конца? – спросил он. – О мире людей, настроенных на открытия, от которых ничего нельзя скрыть? Заинтересованных в изменениях и способных найти новое. Возможно, только страх заключает бессмертных в рамки жесткой традиции, обреченной на неизменность. Живущие сейчас бессмертные дорожат тем, что есть, но это может быть и не так. Когда опасность исчезает и страх проходит, тогда изучение нового становится радостью, удовольствием. Разве нет?
Квинтус утомленно кивнул.
– Я не могу сказать, – ответил он. – Я буду верить в дарованную Богом жизнь.
Монах слишком устал, чтобы продолжать дискуссию, и Ноэл попрощался, обещав прийти опять. Подошел к двери и попросил проходящего слугу позвать Кантнбха, а когда перс пришел, спросил, где можно найти Лейлу.
Ее комната была дальше, в другом коридоре. Цыганка оправилась после болезни, но оделась, видимо, впервые, готовясь вернуться в широкий мир. Увидев его, она вскочила, явно довольная.
– Я пыталась навестить тебя, – сказала она, – но не могла разыскать. Меня не понимали. Они были добры ко мне, особенно этот человек, Кантибх, который научил меня нескольким словам его языка и сказал, что с тобой все в порядке.
Ноэл обернулся к Кантибху, поблагодарил его за любезность. Перс поклонился и опять ушел, оставив их одних.
– Ты очень болела? – спросил Ноэл.
– Думала, что умру, – сказала она. – Мне снились ужасные кошмары. Казалось, моя душа отойдет в ваш христианский ад.