Империя Страсти
Шрифт:
— Нет, она бы не выжила. Она уже приняла решение, быть может, за несколько месяцев или даже лет до этого момента. Ты была ребенком и не могла остановить это, так что винить себя не только бесполезно, но и нелогично.
Она кладет подбородок мне на грудь и смотрит на меня с неестественным блеском в глазах.
— И все же, ты винишь себя в смерти своей матери.
— Я не виню себя.
— И поэтому преследуешь Сьюзен с духом злопамятного призрака?
— Это называется местью, дорогая. Мой вклад
— Бред, — мягко говорит она и протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке, сначала нерешительно, будто не знает, как это сделать, потом более усердно и с чистой решимостью. — Ты чувствуешь себя таким же виноватым, как и я, возможно, даже больше, потому что решил остаться с отцом, чтобы помучить свою мачеху вместо того, чтобы жить с мамой.
— Откуда, черт возьми, ты вообще это знаешь?
— Нейт.
Этот ублюдок.
— Ты тоже был молод, Кингсли. Ты не мог ничего сделать, и пора, наконец, забыть об этом.
— Ты отомстила своему отцу, засунув его в тюрьму. А я нет.
— И посмотри, к чему это меня привело. Вот уже двадцать пять лет я оглядываюсь через плечо, считая дни и месяцы до его возможного освобождения. Месть это не выход, не тогда, когда на карту поставлены более важные вещи.
Моя челюсть сжимается под ее прикосновением.
— Я нашел свою мать плавающей в собственной крови со слезами на глазах и проклятой зажигалкой моего отца между пальцами, когда мне было тринадцать чертовых лет. Поэтому я ни при каких гребаных обстоятельствах не позволю женщине, устроившей эту сцену, уйти от наказания.
— Ты делаешь это не для нее, ты делаешь это для себя. — она хватает меня за галстук, трясет и одновременно притягивает к себе. — Разве ты не видишь, как это лишает тебя человечности? Как это мучает тебя? Даже Гвен знает, что в дни Сьюзен нужно держаться от тебя подальше, потому что ты больше похож на незнакомца, чем на ее отца. Хочешь быть таким до конца своих дней?
— Ты закончила?
— Нет. — она поднимает подбородок, несмотря на собравшиеся слезы. — Ты не избавишься от меня так просто.
Эта чертова женщина.
Я высвобождаюсь из ее объятий, или, скорее, заставляю ее отпустить меня, иду на кухню и наливаю себе стакан воды.
Моим первым выбором было бы виски, но выставлять его на всеобщее обозрение перед закрытым алкоголиком — не больше, чем давать пистолет дураку.
Аспен следует за мной и безоговорочно встает между мной и стойкой, заставляя посмотреть на нее.
На эти чертовы глаза, которые преследовали меня дольше всего.
— Ты можешь бежать, но от меня тебе не спрятаться, Кинг.
Мой член дергается в брюках от того, как она меня так называет. К черту
— Ты удивительно прилипчивая, — говорю я с неприкрытым укором.
— И все же, ты все еще заинтересован.
— Быть может, я передумал.
— Быть может, ты лгун.
Дикий огонь скрывает ее черты, когда она осторожно встает на колени с изяществом ангела.
Ангела, которого я превращаю в своего дьявола, сделанного на заказ.
Все мои планы и мысли покидают здание, когда она расстегивает мои брюки и достаёт член. Предатель, который, очевидно, любит ее больше, чем меня, встает в ее руках во всей своей красе.
— Видишь? — она лукаво улыбается мне, медленно двигая руками по мне. — Твой член тоже считает тебя лжецом.
— Он физический. Его мнение не имеет значения. — другой рукой она гладит мои яйца, а ее маленький ротик обхватывает головку, высасывая сперму. — Блядь, дорогая. Твои губы созданы для меня. Теперь будь хорошей девочкой, открой ротик и возьми меня, как хорошая маленькая шлюшка.
Она берет меня — или столько, сколько может вместить — до самого конца и сосет с решимостью дьяволицы.
Иисус, блядь, Христос.
Эта женщина заставит меня кончить, как подростка во время его первой мастурбации.
Мои пальцы погружаются в ее волосы, и я наматываю их на кулак. Аспен ускоряет темп своего выступления, голова покачивается вверх-вниз с одной целью — заставить меня кончить.
Я вижу решимость в ее ярких глазах, вызов и даже потребность доставить мне удовольствие.
Ни за что в жизни я бы не подумал, что Аспен окажется в такой позиции. Она не только гордая, но и ненавидит проявлять любую форму уязвимости.
Но она стоит передо мной на коленях.
Чувство собственничества пробирает меня до костей при данной мысли.
Аспен может быть дикой лошадкой, но она моя дикая лошадка.
Вцепившись в ее волосы, я проникаю внутрь, ударяя по задней стенке ее горла. Она замирает, ее лицо краснеет, и я ожидаю, что она станет бороться со мной, даже оттолкнет меня.
Но что-то происходит.
Она разжимает челюсти и позволяет мне трахать ее рот так же безжалостно, как я трахал бы ее киску.
Я не сдерживаюсь и, конечно же, не успокаиваюсь. Как мы оба этого и хотим. И эта дикая женщина принимает каждую каплю моего безумия, даже когда слюна и сперма стекают по ее подбородку.
Даже когда ее глаза наполняются слезами.
Трахните меня. Эта прекрасная ведьма станет моей погибелью.
Я уже собираюсь кончить в ее красивое горло, когда из коридора раздается крик того, кого я ожидал увидеть здесь в последнюю очередь.
— Я приехала, папа!