Империя Вечности

О'Нил Энтони

Ринда не отпускало ощущение совершающегося обмана. В то время как сэр Гарднер Уилкинсон, помимо всего прочего всемирно известный знаток в вопросе гармоничного использования цвета (в описываемое время он как раз писал об этом книгу), с гордостью демонстрировал ему сложенный зонт, собеседник, подстригший бороду, дабы придать себе более бесхитростный вид, постоянно боролся с чувством собственной неискренности; чтобы набраться решимости, ему приходилось то и дело воскрешать в памяти заговорщический шепот королевы Виктории.

—

Когда я купил эту вещь в Кале — в ту пору мне стукнуло примерно столько же, сколько вам сейчас, — зонтик был ослепительно изумрудным. Потом я поднялся с ним на Везувий, и серные испарения придали ткани сапфирово-синий оттенок. В Египте я укрывался под ним от солнца; помет летучих мышей оставил хлорофилловые пятна. Потом было знойное лето в Дельфах: брызги от спелых фиг испестрили купол разводами цвета морской волны. А еще — как-то раз в Далмации я прислонил эту красоту к стенке таверны, и пегая собака выбелила ткань особо едкой мочой. В итоге получилось нечто совершенно замечательное… Вы, случаем, не страдаете предрассудками?

Ринд замялся с ответом.

— По-моему, все мы в какой-то степени ими страдаем.

Сэр Гарднер рассмеялся.

— Мудрый ответ. Вы даже не представляете себе, насколько мудрый. Просто я не хотел бы, чтобы мой рассказ помешал вам насладиться удивительным зрелищем.

С этими словами он эффектно раскрыл свой легендарный зонт. В полумраке уставленного книгами кабинета тот походил на редкий тропический цветок.

— Ну разве не чудо? — спросил сэр Гарднер, любовно вращая купол.

— Вы до сих пор им пользуетесь?

— Увы, в этом-то вся беда. Столько ливневых бурь, столько дней среди пекла — и все было в полном порядке, а вот теперь выясняется, что лондонский смог угрожает непоправимо погубить расцветку.

— А разве жара в Египте зонту не вредила?

— Совсем наоборот. Египетский воздух — исключительный консервант, и даже очень древние колонны в тех краях могут похвастать практически свежими фресками.

Шотландец кивнул.

— Еще одна причина оставить колонны на том же месте, где их возвели.

Сэр Гарднер осторожно закрыл зонт.

— Собираетесь упомянуть этот довод в вашей книге?

— Да, среди прочих.

— Что ж, это правильно… — Хозяин вдруг словно опомнился. — А впрочем, для разговора есть темы поважнее, чем диковины моего дома. — Он возвратил зонт в защитный футляр и поднял на гостя заблестевшие глаза. — Надеюсь, вы ничего не имеете против собак?

— В детстве я часто играл с терьерами.

— Так и думал. Знаете, мой пес очень тонко чувствует неприязнь и, если бы он уловил с вашей стороны хоть малейшую фальшь — давно уже зарычал бы.

— Вот видите.

Хозяин и гость забрали беспристрастного четвероногого судью из конуры на первом этаже и отправились в Риджентс-парк.

— Новый паша Египта проявил похвальную заинтересованность

в сохранении руин, — произнес сэр Гарднер, спешащий за терьером, который рьяно натягивал поводок, — но все-таки книга вроде вашей никогда не помешает.

Ринд из последних сил поспевал за ними, рискуя повредить слабым легким.

— Буду счастлив, если она заставит одуматься хоть одного мародера.

— Сейчас, разумеется, все не так ужасно, как в былое время, когда гробницы преспокойно вскрывали при помощи пороха и таранов, а целые стены тайно вывозили за границу в деревянных ящиках. Я наблюдал подобное чуть ли не каждый день.

— Представляю, как разрывалось ваше сердце.

Сэр Гарднер пожал плечами.

— Ну, эти люди находили, что возразить.

— Да уж, они за словом в карман не лезут.

— Видите ли, тогдашний паша велел разбирать древние храмы на строительные блоки. Так вот, расхитители утверждали, что попросту спасают памятники от уничтожения, подобно тому как вы пытаетесь сохранить каменные пирамидки своей родины от строительства железных дорог.

Ринд покачал головой.

— В жизни минус на минус еще никогда не давал плюса.

— Вы правы, — одобрительно посмотрел на него сэр Гарднер. — Еще как правы. Однако признаюсь, моя собственная совесть начинала временами колебаться. Подозреваю, что ваш шотландский характер отличается куда большей несгибаемостью.

Тут молодому человеку полагалось почувствовать себя польщенным, но вместо этого он испугался, как бы не отойти далеко от темы, увлекшись своим любимым вопросом. И вдруг он услышал:

— В письме вы упомянули, что думаете начать с изучения наполеоновской экспедиции.

Ринд напрягся.

— Ну… это ведь он открыл дорогу в Египет всем мародерам.

— Да, но французы всего лишь вырезали надписи на колоннах, до настоящего разрушения дело не дошло. Можно сказать, что в эпоху римлян расхитители позволяли себе гораздо больше.

— По крайней мере в ту пору Египет был практически нетронут. — Внезапно молодого человека понесло еще дальше: — И потом, сама личность Наполеона… От его присутствия любая тайна становится еще притягательнее.

«Тайна?! — внутренне застонал он. — Я что, произнес это вслух?!»

Сэр Гарднер посмотрел на шотландца с любопытством.

— Что вам известно о похождениях Наполеона в Египте?

Ринд помолчал.

— А почему вы спросили?

— Хотел для начала установить границы ваших собственных познаний. Возможно, вы удивитесь малочисленности сохранившихся научных сведений об этой экспедиции.

Впервые молодой шотландец мог без обиды расписаться в собственном невежестве, ведь после памятного визита в Букингемский дворец мистер Гамильтон даже не пытался заниматься его дальнейшим образованием, объяснив свое нежелание «стратегическими причинами».