Империя Зла
Шрифт:
Он отмахнулся:
– Царапина! Займись ранеными.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – рявкнул Волков преданно, посмотрел влюбленными глазами, – Тогда хоть бы ногу!
– Отставить, – рыкнул он. – Никаких ног у меня нет!
Волков откозырял и пропал, а Олейник шагнул в сторону раненых солдат, его качнуло, нога едва не подломилась. Он с удивлением посмотрел на правую ногу. Штанина намокла, стала темно-бурой, а в сапоге горячо, там хлюпает, словно ступал по прогретому солнцем мелкому болотцу.
Раненых разложили прямо под солнцем,
Олейник оглянулся на американского солдата, голова которого стало кровавым месивом.
– Кравцов, это ты его? Чем??
– Прикладом, – вызверился Кравцов, по еще щеке стекала широкая алая полоса. – Чем же еще?
Сержанты подбегали, докладывали, да он и сам видел: семнадцать раненых, трое тяжело, убитых нет. На душе было странно покойно и светло, словно совершил нечто богоугодное, чистое, святое.
Сержант Волков лихо откозырял:
– Что прикажете, товарищ лейтенант?
Он тянулся перед ним так, словно перед самим Жуковым, который выиграл войну с Гитлером в два дня. В глазах были восторг, почтение и глубокая жалость, причину которой Олейник понимал лучше других: трибунал, суд, разжалование и что-нибудь намного хуже, вплоть до расстрела, но странный покой, которого не знал уже много лет, не оставлял.
Он чувствовал, что улыбается, вдруг ощутил, что язва терзать перестала, что тело у него здоровое и все еще молодое.
Он подал знак, Волков бегом принес рацию. Старую, допотопную, такими пользовались еще в войну с Гитлером. Связь установилась не сразу, долго хрипело и трещало, наконец, добрался до командира части, назвался и доложил четко и спокойно:
– Товарищ командир, на нашу территорию вторглись американские войска. Я был вынужден принять бой. Захватчики уничтожены. С нашей стороны семнадцать раненых. Прошу выслать санитарную машину. Трое в тяжелом состоянии.
Из микрофона вместе с треском и хрипами выпукнуло:
– Что?.. Ты о чем? Какие захватчики?
– Американские – пояснил он. – Они лежат все здесь. Повторяю, семнадцать раненых! Срочно шлите машину
Там шуршало, слышались голоса, наконец, голос командира донесся как из преисподней:
– Оставайтесь там. Ничего не трогать.
– Есть, – ответил он и отключил связь.
Он надеялся, что умрет до прихода санитарной машины, или хотя бы потеряет сознание, но когда вдали показались, мчащиеся к ним на бешеной скорости два командирских джипа и три санитарных, он нашел в себе силы встать и даже выйти навстречу.
Командир выскочил почти на ходу, Олейник подтянулся и взял под козырек:
– Товарищ командир, докладываю...
Майор скользнул взглядом по его бледному лицу, заметил глуповато-счастливую улыбку, поморщился при виде струйки крови, что норовила залить правый глаз:
– Не
Приехавшие с ним автоматчики отобралио пистолет, даже сняли пояс. Санитары метались среди американских командос, переворачивали, осматривали. Майор бледнел на глазах.
Олейник снова ощутил злость и презрение.
– Товарищ майор, – сказал он, – Наши солдаты истекают кровью! А что делают ваши люди?
Майор, словно не слышал, а медики все еще осматривали американцев. Вокруг одного сгрудились толпой, рвали на нем одежду, совали бинты, ширяли уколами. Рядом с американцем лежал на спине в неудобной позе Иванов, подвернув простреленную ногу. Он стискивал зубы, сдерживая боль. Волосы слиплись от крови, пурпурная струйка стекала через глаз. Он часто и хрипло дышал, еще одна рана была в середине груди, кровь оттуда выплескивалась алым бурунчиком.
– Сволочи! – прохрипел Олейник. Он выхватил у одного из сопровождающих майора солдат автомат, щелкнул затвором. – Мать вашу!.. Если не займетесь моими людьми, я всех вас сейчас...
Один из санитаров, опомнившись или устыдившись, перешел к Иванову. Еще один поспешил к солдатам, что неумело перебинтовывали друг друга. Со стороны базы показался второй автомобиль, уже не джип, а роскошный форд, а сам полковник, привставший на сидении, был похож на сытого американского бизнесмена, вырвавшегося в уикэнд на сафари в Африку...
Майор схватился за голову:
– Генерал!.. Что делать, что делать?
Олейника поспешно затолкали в его джип. Он бросил оттуда почти весело:
– А то и делать!
Десантники впрыгнули с двух сторон, его стиснуло между крепкими накачанными телами. Но он помнил, что у коммандос мышцы были не хуже, улыбка не покинула его лицо, да и десантники смотрели с боязливым уважением.
Когда машина тронулась, один воровато оглянулся, вытащил дорогой надушенный платок, явно женский подарок, вытер ему лоб и глаз, Олейник смотрел как тот бережно сложил платок, а в кармашке комбинезона спрятал так, словно эта была реликвия, которую будет передавать от сына к внуку.
Не будут, подумал он. Я ведь такой, как все.
Странно, впервые эта мысль заполнила не горечью, а непонятной радостью.
Глава 14
В кабинете Кречета запах крепкого кофе стоял устойчивый, как застывшая смола. На середине стола теснились чашки, среди них краснохаревская с павлином возвышалась, как слон среди мышей. Яузов посматривал завистливо, у него даже для компота посудина помельче.
Члены кабинета большей частью бродили вдоль стен, шелестели вполголоса по сотовым телефонам. За столом ползали по экранам ноутбуков Сказбуш и Коган, Коломиец упорно шелестел широкими листами гербовой бумаги. Я стоял у окна, сквозь снарядонепробиваемые стекла видно, как далеко внизу прогуливаются якобы туристы, фотографируют чем-то странным красоты древнего Кремля.