Империя
Шрифт:
Потому и говорится, что, совершив грех единожды, совершишь и последующе.
Иначе говоря, при той жизни у человека его уже не отнимешь.
То есть, его не изменишь и можно только удалить из состава среды, в которой он же существует.
Но и это не выход. Это удвоение греха, ибо удалив, вы создаете намеренно силу сопротивления, способную развить тот самый грех до предела и увеличить его выражения в самой среде удаления.
Есть качественные изменения, но они ничтожно малы и требуют
Это то, что называют воспитанием. Но не будем далеко уходить от самой темы содержания и несколько округлим высказывания, завершая такими словами.
Любой грех, сотворимый людьми, не будет таковым являться, если само его убеждение в лице исполнения не будет таковым.
Само понятие греха уже должно быть тягостно каждому, если он человек и исполним мыслью быть им же в дальнейшем.
А теперь, переходим к самому произведению и определим для себя то время, как время будущего нашего дня в полном согласии с сотворимым нами же и в полном единении с силой самой природы.
Еще никому не удавалось до точности предсказать те или иные события. И это понятно.
Всякое предсказание определяют сами «предсказатели» в то или иное время, коими являются самые простые люди с их бытом и их нравами.
Если поведется так, как есть сейчас, и далее, то все подетально сбудется.
Если же нет – то откинется в сторону сама сила и мысль ее осуществления.
На изменение есть некоторое время. Но, к сожалению, отсчет уже начат, и само время побежало вперед на осуществление задуманного. Остановить его можем только мы с вами и кое-что суметь уберечь и спасти.
Как и всякое, зло творится единожды. Его надо опасаться всегда. И то, о чем будет здесь говориться, должно подсказать вам, почуять беду, которая уже самотворится и ожидает своего часа вскормления людьми.
Удачи вам в размышлении, а я перехожу к категории душ, из которых исчленю немногих и придам им статус обретения воли на время моей работы под покровом пока не узнанной всеми силы животворящего солнечного дня.
Глава 1. Сила. Опознание в глубине
Где-то вдалеке застрекотала птица, а небо ответило ей новым светом, добавляя ко дню еще немного того времени, которого извечно недоставало для всякого снадобья ума людского.
Плиний встал и резко потянулся. Что-то хрустнуло внутри, и он замер.
– Что бы это значило? – подумал он сам про себя и задумался над ответом, так и стоя в какой-то развернутой позе.
Спустя время он выдохнул и тихо сел на место. Товарищи еще спали, и заскучавшему Плинию это показалось наиболее скверным.
– Эй, – резко окрикнул он, отойдя в сторону и ухватившись за меч.
Кто-то сонно перевернулся, кто-то
– Эй, вы, – гневно окликнул снова Плиний, уже подойдя ближе и занося меч над своей головой.
На этот раз его движения были замечены.
Встрепенулась чья-то нога и больно ударила в то место, откуда у мужчин струей проистекает семя.
– Ой, ой, – закудахтал, как птица Плиний и сел в одночасье на место, опуская свой меч и сворачиваясь калачиком, как дитя.
– Будешь знать, как орать поутру, – ответил на тот стон кто-то и перевернулся на бок, давая понять, что к той боли он относится совсем равнодушно.
Прошло некоторое время. Солнце встало немного выше, и люди сами стали по одному просыпаться.
– Гай, гай, – проронил один из лежавших, прикрывая рукой глаза от светящегося яркого диска, – день хороший сегодня. Как раз для дела задуманного. Не так ли, Плиний?
– Да, – ответил тот быстро и спохватился на ноги, устремляя свой взор туда, откуда шло солнечное тепло.
Человек поднялся с земли и мрачно осмотрелся вокруг.
– Эй, вы, бездельники, – вдруг заорал он, что есть силы, и от его голоса в один миг все проснулись, – а ну, вставайте. День хороший. Пора за дело браться.
Волна человеческих движений прокатилась по тесному ряду, и люди стали подниматься.
Их было немного. Все одеты в одно и то же, а их лица были на удивление похожи между собой. Даже самому человеку, окричавшему подъем, они все казались на одно лицо.
Но все же, он различал их и, подойдя к одному, сказал:
– Фелидов, будешь со мною. А ты, Оаков, пойдешь с ним, – и он указал рукой на Плиния.
– Хорошо, начальник, – ответили два сразу и занялись своими приготовлениями к скудному завтраку.
Человек же, стоявший перед шеренгой других, продолжал давать указания.
Наконец, угомонившись, он обратился к самому Плинию.
– Пойдешь с той стороны. Возьмешь тех, что я указал. Встретимся по ту сторону холма. Смотри, не усердствуй много. Знаю твою охоту.
Плиний, молча, кивнул и так же, как и остальные, сел, чтобы приготовить кушанье.
Галлой, а это был тот самый начальник, и сам потянулся к своему мешку, дабы забить поутру свою утробу и на время забыть, что такое голод.
Спустя час после некоторых сборов вся колонна разделилась надвое и двинулась в путь.
Галлой или Галл, как его звали другие, пошел с одной стороны горы, а Плиний с другой, обходя ее далеко слева и в глубину каких-то небольших кустарников.
Они удалились, а на месте их стоянки вдруг появились двое. Один из них сказал, обратившись к другому.