Империя
Шрифт:
– Ну конечно! – ударил себя ладонью по лбу Луций. – У меня этот случай совсем вылетел из головы!
– Зато у меня нет. Благодаря тебе я жив. А я не привык оставаться в долгу.
Луций снова с вопросом в глазах посмотрел на Марка, не понимая, к чему клонит этот воин.
– Я вижу, Луций, ты в недоумении. Я объясню. Ратибор – прекрасный воин, и ты в этом убедился сам, наблюдая, как он сражается на арене. Ты спас ему жизнь, и я решил купить его для тебя, но не в качестве раба, а в качестве товарища. Он будет охранять тебя в походе, вольную я ему уже подписал, так что проблем с этим не возникнет. Тем более он единственный из вас, кто превосходно может убивать себе подобных: у него это в крови. И он, в отличие от вас, имеет опыт настоящих сражений, пускай только на аренах. К тому же тебе не помешает преданный телохранитель. У меня есть Сципион, хотя я и не опасаюсь за свою жизнь, а у тебя будет Ратибор. А он, поверь мне, стоит нескольких хорошо обученных воинов.
Луций не спеша подошел к гладиатору. Стоя перед этим человеком, он чувствовал себя неуверенно и неловко.
– Значит, ты будешь меня охранять? – протягивая руку Ратибору, спросил Луций.
– Я не нянька. Я уже говорил об этом Марку. Я буду помогать тебе настолько, насколько смогу. Но прислуживать тебе или делать за тебя твою работу я не собираюсь. Уясни это раз и навсегда, или убейте меня прямо здесь. Рабом я больше не буду! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!
– Мне рабы не нужны, Ратибор. Мне нужны соратники. Раз ты ценишь то, что я спас тебе жизнь, цени тогда и мою дружбу, – Луций все еще держал свою руку протянутой.
Ратибор взглянул в глаза юноши, от которого явно не ожидал услышать ничего подобного. Он до последнего думал, что его снова обманут и приставят в услужение к какому-то молокососу. Но в зале у Марка он увидел перед собой смелого и открытого парня, который смотрел на него не с высока, а как на равного, и не брезговал первым подать руку бывшему рабу и гладиатору. Ратибор подумал, глубоко вздохнул и, пожав протянутую ему руку, произнес:
– Я буду предан тебе, Луций.
– Я буду уважителен к тебе, Ратибор.
– Вот и прекрасно. Я же говорил тебе, русич, что вы найдете общий язык. А я редко ошибаюсь, – похлопал Ратибора по плечу Марк. – Асмодей, налей-ка нам вина. За такое следует выпить. Сейчас мы творим историю.
Толстяк быстро выполнил приказ, и все трое без промедления подняли чаши и осушили их до дна.
– Вот теперь все. Не смею вас больше задерживать. Тебе, Луций, пора в лагерь. Ратибор прибудет туда вместе с центурией. Ты уж объясни друзьям, что к чему. И, да, держите язык за зубами: слишком много посторонних ушей вокруг вас.
– Конечно, Марк. Еще раз спасибо за подарок, – Луций повернулся к русичу. – Рад был познакомиться с тобой, Ратибор. Скоро встретимся.
Юноша уважительно склонил голову, после чего быстрым шагом направился к выходу.
– Ну что, русич? Разве я обманул тебя? – спросил Марк.
– Стоит признать, ты отличаешься от тех людей, с которыми мне прежде приходилось иметь дело.
– Слушай меня, Ратибор, и ты сможешь отомстить за своего отца. А пока можешь идти отдыхать. Я гляжу, ты опять тренировался. Это похвально. Скоро твое умение пригодится.
Марк вышел на веранду и с прищуром посмотрел на звездное небо. Сзади, как преданный пес, к нему подошел Сципион.
– Слишком быстро варвар пошел на уступки, господин. Вам так не кажется?
– А что ему остается делать? Он хочет мести. Мы дадим ему след, пускай бежит по нему. А пока он рыщет, мы будем его использовать. Точнее сказать, использовать его будет Луций. Я знал, что они быстро придут к взаимопониманию.
– Милорд, Луций скоро может поинтересоваться судьбой своего брата, – облокотившись на перила, намекнул Сципион.
– Маркус – наш козырь. Велиал знает свое дело. И ты не прекращай тренировать его. Я не хочу остаться без запасного плана. Всегда нужно быть готовым к самому худшему повороту событий. Когда они вернутся из похода, мы предоставим Луцию возможность увидеться и с братом, и с отцом. Надеюсь, он не умрет до этого на каменоломнях, хотя для нас это был бы, пожалуй, самый лучший вариант.
– Можно это устроить, господин, только скажите.
– Не стоит, Абигор. Пускай все идет своим чередом, я пока слишком слаб, чтобы нарушать договор с ним. А мы и так уже серьезно вмешались в людские дела. Но ничего, скоро наш мальчик перестанет ценить простые человеческие радости, его чувства притупятся, и он будет мечтать только об одном – о власти. Он будет жаждать превосходства над другими и испытывать одну лишь ненависть, ненависть ко всем и каждому за свои детство и юность. Еще немного, и ему не будет нужно ничего, кроме господства над миром. Ни женщины, ни вино, ни развлечения не смогут принести ему такого наслаждения, как война, смерть и покорение народов. Да, он станет прекрасным оружием против себе подобных. Он явит во всей красе истинную сущность человека. Само совершенство! Так ведь, по-моему, говорит о них мой брат? Что же, пускай он увидит свое творение в его настоящем облике. Не будет любви к ближнему. Я посею в людях ненависть к самим себе, и она, переходя от человека к человеку, словно вирус, поработит весь мир. Мне останется только немного подождать. Подождать, пока они сами не падут к моим ногам.
Глава XV
ГЕРМАНИЯ
Луций встретил рассвет на ногах. Тяжелый месяц, который он и его друзья выдержали, стиснув зубы, подошел к концу. Впереди их ждал поход. Они еще не представляли себе, какие именно события и впечатления их подстерегали в пути, и эта неизвестность манила их предвкушением захватывающих приключений, мысль о которых будоражила воображение Луция и порой не давала ему спать. Вот и в эту душную августовскую ночь, после его назначения на должность центуриона – причем его собственной центурии, с которой он тренировался последние несколько лет, – юноша никак не
– Добьюсь! Стану! Они смогли, а чем я хуже?! Я буду императором Рима! Всех поставлю на колени, всем воздам по заслугам! Ничего, ничего, придет время! Марк учит ждать, значит, я буду ждать и дождусь! – прошептал Луций и посмотрел на своих друзей, спящих на койках. Затем он взглянул на Ратибора, который прибыл сюда вместе с его центурией и теперь сидя дремал в углу палатки, положив руку на меч: он явно пока еще не доверял ни Луцию, ни его товарищам. Скоро, совсем скоро затрубят горны и тысячи людей зашевелятся, засуетятся, словно муравьи, а потом пойдут туда, куда им прикажут, ведомые одной общей целью. Пойдут убивать, грабить и порабощать всех тех, кого они, римляне, считают недочеловеками, варварами, ничтожествами, скорее даже животными, нежели людьми. Смотря на крепкое и могучее тело русича, Луций понимал, что эти так называемые варвары куда более цивилизованны, чем он сам и его сограждане, что им знакомо что-то такое, чего римлянам не постичь никогда, а именно – представления о преданности и чести. Юноша вспоминал тот момент на арене, когда Ратибор, оставшийся один против десятка гладиаторов, предпочел смерть унижению перед оголтелой, развращенной бездельем толпой. При этом воспоминании Луций слегка улыбнулся, понимая, что все-таки он был прав, потребовав тогда в Колизее пощады Ратибору и тем самым подарив жизнь этому варвару. Возможно, в будущем он еще не единожды спасет русичу жизнь на поле боя, хотя иногда достаточно и одного раза, чтобы изменить историю и собственную судьбу.
Германик пересек Рейн в начале осени, ознаменовав этим событием повторную попытку завоевания Германии. На территорию противника легионы ступили уже поздней осенью. Это было далеко не самое лучшее время года для ведения боевых действий, но римляне, полные сил и уверенности в быстрой победе над германцами, были настроены оптимистично. Все мечтали отомстить за подлое предательство и разгром легионов Вара в Тевтобургском лесу, а больше всего об этом мечтал Луций.
Однако вскоре пыл воинов заметно поостыл. Дождь лил, не переставая, уже вторую неделю. Армия продвигалась медленно, обозы вязли в грязи, и солдаты, промокшие до нитки и уставшие до полусмерти, уже не выказывали прежнего рвения куда-то спешить и тем более с кем-то воевать. Легион под командованием Клементия, в котором числился и Луций, был собран в основном из новобранцев. Они, сильно растянувшись, брели в конце обоза, пытаясь догнать основные силы, но с каждым днем расстояние до них все больше увеличивалось. Как ни пытался Клементий подогнать солдат, срывая на них глотку и ломая о них кнут, все было тщетно. А проклятая погода, словно издеваясь, проверяла завоевателей на стойкость и выносливость и выливала на их головы тонны и тонны воды. Иногда, сжалившись над людьми, боги все-таки давали им передохнуть от ненастья и останавливали надоевший всем холодный дождь, правда, совсем ненадолго, иногда буквально на несколько минут, после чего он начинал лить с новой силой. Все небо было затянуто одной сплошной тучей, из которой постоянно потоками падала на землю вода. Эта туча была единственным, что удавалось солдатам разглядеть вверху сквозь ветви огромных деревьев, подпиравших своими недосягаемыми верхушками грязное небо. Туча была темная, плотная. Казалось, что по ней можно было ходить и даже прыгать без страха упасть вниз и разбиться. Между тем воины уже начинали перешептываться о том, что боги, должно быть, снова прокляли этот поход и что они попадут в такую же западню, как и Вар со своими легионами. Напряжение в армии нарастало, бойцам повсюду мерещились разведчики германцев, и Клементий и его правая рука Кассий только и делали, что пороли солдат, которые, по их мнению, распространяли слухи и сеяли панику. Другие же офицеры понимали, что если все продолжится в том же духе, то скоро дело дойдет и до расправы над легионерами.