Имперская идея в Великобритании (вторая половина XIX в.)
Шрифт:
Для британских консерваторов институт монархии всегда выступал как важнейший элемент сохранения стабильности государственного устройства и политической жизни. Однако для самого Дизраэли монархия всегда несла нечто большее, своеобразную сакральность, высшее предназначение. И в своих литературных произведениях, в политических выступлениях, в частной переписке лидера консерваторов корона выступает как одна из опор британского общества и, более того, империи. Так, во время выступления в Манчестере 3 апреля 1872 г. Дизраэли заявил, что монархия является воплощением политической мудрости и авторитета. «Нация имеет своим представителем семейство, королевскую фамилию, и если это семейство воспитано в сознании ответственности, в сознании долга перед обществом, то трудно слишком высоко оценить благотворное влияние, которое оно может оказывать на нацию», – заявлял политик [227] . Однако, помимо традиционной для британской короны функции «править, но не управлять», Дизраэли предусматривал новую – консолидировать и представлять Британскую империю в глазах ее многонационального и культурно неоднородного населения. Ведь если авторитет и бескорыстие британских чиновников могли ставиться под сомнение и быть слишком обыденными для роли символа имперского единства, фигура королевы
227
Дизраэли и английские консерваторы в Манчестере // Русский мир. 1872. № 130. С. 6.
Британский монарх издавна представлялся народам колоний как верховный и, следовательно, недостижимый символ власти. От имени монарха заключались договора с племенными вождями, которые зачастую (и совершенно напрасно) воспринимали британского правителя как своего защитника и высшую юрисдикцию в случае конфликтов с представителями колониальной администрации. Согласно статье 3-й так называемого договора у Ваитанги от 6 февраля 1840 г., заключенного британцами и вождями новозеландских племен, «ее величество королева Англии распространила на туземцев Новой Зеландии свою королевскую протекцию и предоставила им все права и привилегии британских подданных», а также гарантировала право исключительного и неотъемлемого владения лесами, землями, рыбными промыслами и другой собственностью [228] . В ответ на захваты и мошеннические покупки колонистами земель племен новозеландские вожди не раз поднимали восстания против британского владычества, которые были жестоко подавлены. Составлялись и обращения к королеве Великобритании. Так, в петиции 1891 г. маори просили королеву о создании правительственного совета, избираемого маорийскими подданными, где могли бы рассматриваться все действия, затрагивающие интересы маори. В качестве основания для такого обращения маори указывали статьи договора у Ваитанги. Тем не менее петиция, как и многие ей подобные, осталась без внимания [229] .
228
Treaty of Waitangi // New Zealand History [Electronic resourse]. Mode of access:english-text. Date of access: 01.02.2007.
229
Williams I. A. Politics of the New Zealand Maori. Seattle: University of Washington Press, 1969. P. 511.
Особую роль в укреплении образа Виктории как символа имперского единства сыграла Индия, проблемы управления которой весьма пристально рассматривались в метрополии. Восстание 1857–1859 гг. в Индии британцами было оценено в первую очередь как показатель неэффективного менеджмента со стороны Ост-Индской компании. Результатом стала передача в 1858 г. управления Британской Индии специально созданному министерству по делам Индии. Верховную же власть над страной получал британский монарх. Вина за провоцирование восставших индийцев была возложена на чиновников Ост-Индской компании, зачастую прибиравших к рукам владения тех индийских правителей, которые не оставляли прямых наследников. Одним из первых мероприятий вице-короля Индии (так стал называться с 1858 г. генерал-губернатор) стало обещание не изымать земли из владения знатных индийских родов.
Придя к власти в 1874 г., Дизраэли завершил оформление власти короны над Индией. Несмотря на жесткое сопротивление либералов, в 1876 г. парламент принял законопроект о дополнениях к королевскому титулу, согласно которому Виктория провозглашалась императрицей Индии. Таким образом, жители этой колонии не только фактически, но и юридически становились вассалами короны. В самой Индии провозглашение королевы Виктории императрицей произошло 1 января 1877 г. с поистине восточной пышностью. Вице-король Индии лорд Лугард удачно совместил в церемонии уважение к традициям правящих династий и акцент на новом источнике верховной власти в стране. Каждому из 63 правителей индийских провинций в торжественной обстановке вручался стяг, украшенный символикой как рода правителя, так и имперской короной, а также золотая медаль с изображением Виктории. По словам вице-короля, данные символы подчеркивали не только тесный союз между британской короной и правящими династиями, но и желание британского монарха поддержать благополучие и усиление индийских правителей [230] . Данные высказывания, при всем учете их церемониального характера, демонстрировали то расхождение в отношениях британцев к местным правителям, которое они старались развивать после восстания сипаев. Если Ост-Индская компания всячески стремилась ограничить местных правителей и при возможности лишить власти и имущества, то новые британские чиновники, выступавшие от имени королевы, стремились превратить местную аристократию в союзников и опору.
230
The World’s Story: A History of the World in Story, Song and Art. Boston: Houghton Mifflin, 1914. Vol. II: India, Persia, Mesopotamia, and Palestine. P. 184
Королева Виктория в соответствии с английской политической традицией имела незначительные шансы повлиять на внешнюю и колониальную политику правительств. Однако королева нередко использовала иные возможности проводить свою точку зрения. Зачастую в ход шли многочисленные родственные связи британской королевской семьи практически со всеми европейскими монархиями. Так, в 1875 г. Виктория активно выступала за сохранение мира в франко-германских отношениях. В середине 1870-х гг. королева практически безусловно разделяла внешнеполитическую линию консервативного премьер-министра Дизраэли. В период Восточного кризиса Виктория выступала за поддержку Османской империи как буфера против продвижения российского влияния на Балканах и в Азии. В январе 1878 г. Виктория писала: «По мнению королевы, война с Россией неизбежна» [231] .
231
Letters of Queen Victoria. A Selection from Her Majesty’s Correspondence and Journal between the years 1862 and 1885. London, 1926–1928.
Vol. 2. P. 597.
Определенная
Два великолепно отпразднованных юбилея правления королевы – в 1887 и 1897 гг. – сделали многое для того, чтобы отождествить в общественном сознании империю и носителя верховной имперской власти. Виктория оказалась на пике своей популярности, поскольку у нее, по мнению британцев, появилась новая и весьма значительная роль – «быть воплощением имперского чувства» [233] . «Имперским зенитом» викторианской эпохи можно назвать празднование бриллиантового юбилея королевы Виктории в 1897 г. Важнейшей особенностью этого события являлось сознательное акцентирование внимания на общеимперских функциях и значении британской монархии. В отличие от золотого юбилея 1887 г., больше напоминавшего торжество в узком семейном кругу, бриллиантовый юбилей должен был прославить империю, воплощенную в носителе верховной власти.
232
Arnold-Forster Н. О. Our True Foreign Policy // The Nineteenth
Century. 1896. № 226. P. 204.
233
Marriott J. A. R. Modern England (1885–1932): A History of My Own Times. London: Methuen & Co, 1934. P. 532.
Во время юбилея англичане продемонстрировали миру обширность своих территорий и лояльность своих подданных. С прибывшими в полном составе премьер-министрами самоуправляющихся колоний связывались надежды на быстрые изменения в аспектах таможенного и политического объединения. «Зависимая империя» была представлена как красочно одетыми представителями всех ее народностей, так и отрядами колониальных войск из Южной Африки, Северного Борнео, Кипра и других экзотических мест. «Ни одно государство и ни один монарх, известный истории, никогда не ощущали уважения, подобного тому, которое наши колонии проявляют к нашей королеве», – с полным сознанием британского величия отмечала консервативная «Графика» [234] .
234
Grierson Ed. Op. cit. P. 114.
В особе престарелой королевы была воплощена стабильность и традиционность британской монархии. В прессе и в многочисленных литературных произведениях эпоха Виктории прославлялось как время невиданных достижений и успехов во всех сферах деятельности государства и общества. Тем не менее, как отмечалось в одной из статей авторитетного журнала «Девятнадцатое столетие», «в общественном сознании, во время ежедневных занятий каждого человека от юбилея сохранятся воспоминания о появлении империи как самого значительного чуда, как громадной силы, которую можно использовать, как абсолютно нового идеала, который постепенно может быть реализован» [235] .
235
Pressense F. France, Russia and England of the Jubilee // The Nineteenth Century. 1897. № 246. P. 173.
На рубеже веков, в ходе англо-бурской войны 1899–1902 гг. Виктория принимала активное участие в поддержании морального духа войск – выезжала с инспекциями, посещала госпитали. Британия не может проиграть войну – таков был рефрен заявлений престарелой королевы. К этому времени один из четырех жителей Земли был подданным британской королевы – прогресс, который нацией отождествлялся не в последнюю очередь со стабильностью и мудростью правления Виктории.
Наиболее последовательно принципы политического реформирования Британской империи по пути расширения права на самоуправление во второй половине XIX в. демонстрировали переселенческие колонии Великобритании. Канада, Новая Зеландия и Австралия в 1840—1860-х гг. переживали существенные изменения в своем статусе, что было отражено в имперской идее и вызвано развитием имперских концепций.
Важнейшей вехой в развитии британской имперской идеи в вопросе о будущности переселенческих колоний в изучаемый период стала публикация «Доклада о состоянии дел в Британской Северной Америке» (1838 г.) лорда Дарема, в составлении которого принимал участие и известный колониальный реформатор Уэйкфилд. В 1837 г. лорд Дарем был назначен королевой Викторией на должность верховного комиссара канадских колоний. В число его важнейших задач входил анализ ситуации в оставшихся североамериканских колониях Великобритании, оценка возможности зарождения и развития революционной ситуации и поиск путей преодоления сепаратистских тенденций. Пребывание лорда Дарема в Канаде ограничилось лишь 1838-м г., но представленная им аналитическая записка оказала значительное влияние на рассмотрение колониальных проблем в метрополии. Основным практическим выводом «Доклада» стала идея о необходимости объединить канадские провинции в единое государство и предоставить им максимально возможную степень независимости. Британский администратор признавал, что в конце XVIII – начале XIX в. в Канаде проводилась традиционная политика Великобритании – «разделяй и властвуй». «Чтобы отделить британских подданных (в Канаде. – М. Г) от жителей восставших 13 колоний, политикой правительства стало стимулирование национального развития франко-канадцев. Политикой британского правительства стало управление колониями посредством их разделения на достаточно мелкие изолированные сообщества, не способные к объединению и не обладающие достаточной мощью для противостояния империи», – признавал лорд Дарем [236] . Признавая данный курс нежизнеспособным, британский политик рекомендовал новую колониальную политику, направленную на интеграцию франко-канадцев в англоязычное сообщество. Достижению этой цели должны были служить стимулирование процессов ассимиляции французской части населения, объединение Верхней Канады (английской) и Нижней Канады (французской) и предоставление им прав на самоуправление. Комментируя план лорда Дарема и меры, принятые британским правительством по его реализации, американский журнал «Североамериканское обозрение» скептически отмечал:
236
Lord Durham’s Report on the Affairs of British North America. Oxford: Clarendon Press, 1912. P. 288–299, 303–304.