Имперские игры

1864, февраль, Гаити, прибрежные воды близ Порт-о-Пренс.

Азарт! Чувство приближающейся победы! Вот что контр-адмирал Рафаэль Сэммс любил больше денег, выпивки, власти и ставил наравне с женщинами, даже самыми прелестными из них. Оттого и готов был, по выражению министра тайной полиции Станича, служить «в каждой бочке затычкой и каждой почке заточкой», хотя и не мог до конца понимать этих пришедших из русского языка странных образов. Однако волей неволей, но приходилось, помимо прочих хлопот, осваивать ещё и этот язык. При дворе новообразовавшейся Американской империи это весьма ценилось, тем более со стороны тех, кто

составил её аристократию. Аристократию настоящую, получившую титулы не за расшаркивания на паркете, а за кровь, скалящуюся поблизости смерть, пороховой дым и лавры одержанных побед.

Самого Сэммса пребывание при дворе в Ричмонде совершенно не интересовало. Он и появлялся там лишь тогда, когда этого в принципе нельзя было избежать. Море и сражения на нём – вот то, чего он желал всей своей душой. А после окончания войны с США… начинал опасаться, что вместо азартной круговерти боёв и грохота наводящихся на настоящие цели орудий ещё долгие годы предстоит пребывать лишь в учебных плаваниях и стрелять по не способным сопротивляться тренировочным целям. Это было бы… скучно. Скуку же он не любил, боялся её почище триппера. Но нет, как оказалось, у армии Американской империи и её флота довольно скоро нашлись настоящие дела. В частности вот это, по помощи испанской королеве вернуть потерянные в давние времена колонии. Для начала ту, которая носила название Гаити. Более того, имела наглость называть себя империей, во главе которой стоял даже не удачливый авантюрист, а безмозглый и явно душевно больной негр, которому разве что шутом работать, но не изображать из себя… разное.

– Коммодор Джонс! – повысил голос контр-адмирал, обращая на себя внимание командира флагманского монитора, на котором сейчас и находился. – До Порт-о-Пренса ещё часа два?

– Даже меньше. Погода благоприятствует, - спустя несколько секунд ответил Кейтсби Роджер Джонс, давний знакомец Сэммса, вместе с которым они сражались ещё в битве на Хэмптонском рейде. Первый командовал «Акулой», второй, соответственно, «Чарльстоном». И успешно командовали, сумев сохранить свои корабли и потопить немало деревянных посудин янки. – Новые наши мониторы куда лучше переносят и ветер, и волнение на море. Но их мореходность хотелось бы увеличить. Министр Мэллори обещает много, но…

Сэммс лишь усмехнулся. Он тоже хотел всего и сразу, но приходилось довольствоваться имеющимся. Благо оно, имеющееся это, было куда как лучше даже тех, первых мониторов, всего пару лет назад казавшихся вершиной военно-морского судостроения. К хорошему слишком быстро привыкаешь! Вот и мониторы типа «Потомак», пущенные в серию из четырёх кораблей, последний из которых, «Нью-Йорк», проходил ходовые испытания и вот-вот должен был официально стать частью флота империи, были хороши, но… Обещанная высокая мореходность оказалась не такой, как ожидалось.

О нет, новые мониторы действительно могли теперь не ползти вдоль прибрежной линии, при мало-мальски серьёзном волнении спеша заползти в защищённую бухту. Но и вести настоящий бой в открытом море без крайней нужды всё ж не стоило. Две двухорудийные башни с новейшими, едва пошедшими в серию казнозарядными нарезными орудиями Брукса солидного калибра, бортовые казематы для орудий той же системы, но заметно меньшего калибра, составляли внушающую уважение любому противнику огневую мощь мониторов. Броневые пояс и палуба, усиленное бронирование башен, водоизмещение более 4000 тонн и возможность развивать скорость до 13 узлов также добавляли кораблям внушительности и эффективности. А ещё у этого типа не было тарана, что и позволяло достичь необходимой скорости благодаря улучшению обводов.

Всё хорошо? Практически да, за исключением валкости судов при волнении на море. В шторм попадать категорически не рекомендовалось во избежание печальных последствий,

да и казематы могли захлёстываться сильными волнами, что исключало использование находящихся там орудий при дурной погоде. Вот и получалось, что морские переходы – это уже всегда пожалуйста, но вот океан пока оставался для «потомакцев» нежелательным местом нахождения. Хотя планировалось… мда. Оставалось ждать схода со стапелей нового типа, проектируемого как раз с расчётом на противостояние океанской плохой погоде и с возможностью длительных переходов. Что до «потомаков», так и им работа найдётся. Уже нашлась. Тут, у побережья Гаити, куда они и были направлены некоторое время тому назад, из имперских гаваней.

«Потомак» и «Геттисберг». сопровождаемые пятью винтовыми фрегатами, стремительно устаревающими, но пока ещё широко используемыми в том числе и империей из-за той самой высокой мореходности. А ещё несколько транспортных судов солидного тоннажа, в которых, помимо всего прочего, хранился дополнительный боекомплект к орудиям мониторов. Увы и ах, но с вместительностью трюмов даже у того же «Потомака» имелись определённые проблемы. Плюс прожорливость котлов касаемо потребляемого уголька… Для повышения автономности мониторам крайне не рекомендовалось ходить по морю в отрыве от баз или, по крайней мере, от судов сопровождения. Как сейчас.

Впрочем, контр-адмирал Сэммс знал и сильные, и слабые стороны своей эскадры, сформированной для показательной демонстрации силы Американской империи. Сформировавшись в Чарльстоне некоторое время назад, эскадра экономичным ходом проследовала вдоль побережья до Майами, пополнив там запасы угля. Затем переход до Кубы, принадлежащей испанской короне, обходя ту с юга и следуя до Сантьяго-де-Куба, этого последнего промежуточного порта перед конечной целью. Там последовал небольшой осмотр с профитактическим ремонтом, после чего корабли были готовы. К чему? Выполнить полученный приказ, причём не раньше, не позже, а аккурат в нужное время, которое определяли не военные даже, а политики.

Политика. Контр-адмирал понимал не всё, творящееся на этой кухне, но достаточно существенную часть происходящего. После того как была завершена Мексиканская война, Хуарес подался в бега и теперь скрывался где то не то в Парагвае, не то в Аргентине, на престол в Мехико взошёл император Максимилиан I Габсбург. Монарх? Да. Независимый? Ни в коем случае. Пробравшийся к созданному престолу на испанских штыках, он понимал, что в большей степени будет управляемой фигурой, и изначально соглашался с этим. Императорские регалии редко кому предлагают, пусть даже сопровождаемые жёсткими и многочисленными условиями.

Испания была более чем довольна. Получить несколько портов с прилегающими к ним землями и в достаточной степени укреплённых уже многое значило для королевы Изабеллы. Но в любом случае меньше, чем укрепившийся престиж королевства в «Европейском концерте», где вот уже долгое время Испанию считали клонящейся к закату, обречённой на дальнейшее увядание страной. Так было, но… всё изменилось за каких-то несколько лет. А тут ещё неожиданно для самих испанцев сформировавшийся союз с Российской империей и Конфедерацией, закреплённый договорённостями на Гаванском конгрессе. Торговая и оборонительная его части, плюс поддержка испанских притязаний на немалую часть бывших колоний… Не ради альтруизма поддержка, само собой разумеется. Флоту Американской империи нужны были свои порты, чтобы расширить зону влияния. И Гаити для этого дела вполне годилось. Глубоко враждебное Санто-Доминго образование, к тому же донельзя агрессивное, да к тому же банально не способное понять изменившиеся силы сторон. Одно дело Санто-Доминго как независимое республиканское образование или лишь де-юре испанская колония. Совсем другое – колония, всецело поддерживаемая метрополией.