Имперские истории
Шрифт:
Зачистка помещения была почти завершена, последние из посетителей скрылись за дверью, но тут у солдат, получивших однозначный приказ выгнать с постоялого двора всех, естественно, за исключением поваров и хозяев, возникло непредвиденное осложнение. Охранники какого-то провинциального вельможи, обнажив мечи, преградили путь на второй этаж, где находились комнаты для заезжих постояльцев. Ни численный перевес, ни грозные выкрики, начинающиеся, как всегда, словами: «Именем Императора!», не оказали воздействия, разве что вызвали мимолетные ухмылки на суровых лицах закаленных во многих схватках бойцов. Ветераны хранили молчание,
Напряжение нарастало, любой громкий звук, любое резкое движение могло привести к началу кровопролитной схватки. Стрелки нажали бы на курки, а в ответ свист шести брошенных ножей разорвал бы воздух. Но, к счастью, трагедии не произошло, в корчме появился имперский офицер, командир отряда.
– Что здесь происходит? – спросил молодой, красивый капитан, приглаживая растрепанные сильным ветром волосы и по привычке одергивая полы форменной куртки.
Коротко стриженный сержанте залысиной на макушке хотел было открыть рот, но опоздал изложить обстановку. Офицер уже потерял интерес к своим солдатам и обратился к чужакам.
– Кто такие?! Как осмелились противиться слугам Императора?! – грозно выкрикнул капитан, направляясь к лестнице.
– Не пужай, ваш благородь, – ответил высокий, усатый охранник, по-видимому, старший в отряде, – и шажков на пять назад отойди, а то, вишь, обстановка нервная, вдруг кто из наших твою служебную прыть неправильно истолкует…
– Да ты мне еще и грозишь, мерзавец?! – взревел офицер, на всякий случай все-таки убрав ногу с первой ступени лестницы.
– Да кто ж тебе угрожает? – усмехнулся усач. – Ты офицер, капитан целый, благородных кровей, да и, как мы, при исполнении… вроде бы…
– Как ты смеешь, деревенщина?!
– Смею, – невозмутимо возразил старший охранник, – поскольку выполняю строжайший наказ своей госпожи никого наверх не пускать и поскольку бумаг казенных, подтверждающих ваши полномочия, господин офицер, так и не увидел. Орать же во все дурное горло: «Именем Императора…» всяк лопух может. – Старик кивнул головой в сторону солдат регулярной армии.
– Позови хозяйку, быстро! – потребовал офицер, поджав нижнюю губу и забарабанив холеными длинными пальцами по растрескавшимся перилам.
– Это невозможно, госпожа баронесса с дороги отдыхать изволит и велела до утра ее не беспокоить, – возразил старик, не хотевший нарушать сон своей госпожи из-за прихоти строптивого юнца в офицерском мундире. – Покажите ваши бумаги, и тогда, может быть, мы разбудим хозяйку.
– Да неужто ты и вправду подумал, скотина, что я императорский указ твоим грязным лапищам лапать позволю?! – потерял терпение офицер и тут же отдал приказ стоявшему за спиной сержанту: – Гарвел, беги во двор. Корс со своими людьми пусть окружит корчму! Если кто через окна сбежит, головы поотрываю! Остальных гони сюда, живо!
– Не советую, ваш благородь, уж больно ты неудачно встал, близко слишком, – произнес старший охранник, подкрутив растрепавшийся
– Молчи, мерзавец, кольберский прихвостень! – выкрикнул офицер, доставая меч и отходя на шаг назад под защиту своих солдат. – Говоришь, баронесса почивать изволит, а герб-то маркизе Вендер из Северного Катара принадлежит. Ей за семьдесят лет, и она уже давно не покидает родового поместья.
Переговоры были окончены, вот-вот должна была начаться резня, но одна из дверей апартаментов второго этажа скрипнула, и за спинами приготовившихся к отражению нападения ветеранов появилась светловолосая красавица в модном и чересчур откровенном пеньюаре.
– Браво, господин Гилион, я всегда отдавала должное вашему уму и проницательности, но знание провинциальной геральдики… – Женщина грациозно взмахнула руками и изобразила на лице восхищение. – Я поражена. Ах, как жаль, что между вашими с господином Корвием семействами давняя вражда. Иначе вы не прозябали бы в Казначействе.
– Карина, вы?! Как вы… – пролепетал молодой капитан, никак не ожидавший увидеть в захолустной дыре одну из самых блистательных дам Кархеона.
– Так же, как и вы, милый Гилион, нахожусь здесь по казенному делу. – Баронесса Карина Лиор нежно улыбнулась и, изящно изогнув кисть белоснежной руки, указала прелестным пальчиком на обитый железом сундук. – А вы, как я погляжу, все таскаетесь по стране с налогами? Ну и сколько в этом году своровал амарийский наместник, сколько недоплатил казне?
– Прошу прощения, баронесса, я не уполномочен обсуждать подобные вопросы, тем более с лицами, не имеющими отношения к Имперскому Казначейству. – Молодой офицер старался вести себя корректно и не смотреть в сторону светской дамы, не стеснявшейся расхаживать перед ним и еще неполными двумя десятками солдат в почти прозрачном пеньюаре.
– Мне, право, это и не интересно, – с легкой ноткой обиды в голосе произнесла баронесса Лиор. – У вас свои дела, у меня свои. Надеюсь, наши люди не подерутся из-за очага и крова?
– Сожалею, но у меня строжайшие инструкции, я не могу оставить сундук без присмотра, а оставить его на ночь в карете было бы чрезвычайно неосмотрительно.
– А я и не прошу нарушать ваши инструкции, Неужели вы могли подумать, что я собираюсь похитить деньги казны? Даже герцог Лоранто, ваш хозяин, и то менее подозрителен.
– Я служу Императору, госпожа баронесса, и у меня нет иного хозяина, – гордо заявил капитан, но не сорвал аплодисментов.
Даже неграмотные солдаты, хоть полгода прослужившие в столичном гарнизоне и наблюдавшие, как на их глазах плелись заговоры и интриги, понимали, что служить только Императору невозможно, можно служить Императору или при Казначействе, или при министерстве торговли, считать своим покровителем или герцога Лоранто, главного имперского казначея, или принца Андера, министра торговли, а заодно и иностранных дел. Ни для кого при дворе не было секретом, что баронесса Лиор состояла на службе в имперской разведке, ее шеф, генерал-анкар Корвий был одним из рьяных приверженцев принца. Капитан имперской гвардии граф Гилион и баронесса Лиор были в разных политических лагерях, поэтому и их взаимная симпатия не находила иного воплощения, как в форме колкостей, упреков и не выходящих за рамки приличия оскорблений.