Имперские истории
Шрифт:
Облака пыли немного рассеялись, среди множества стальных и кожаных шлемов мелькнула знакомая Пархавиэлю лысина, украшенная кровоточащей ссадиной на затылке. Пират был ранен, но, как и остальные защитники замка, рвался в бой. Подхватив с земли топор с обломанной рукоятью и смахнув пот вперемешку с грязью со лба, Зингершульцо похромал к стене. Гном помнил о договоре с Артуром держаться вместе.
– Заступники небесные, да у них требушет! Да они нас сейчас… сотрут… в пыль превратят! – сквозь гул рассекающих воздух камней кричал Гилион, ударяя в такт словам стальной перчаткой по деревянным перилам.
– Спокойней, граф, спокойней! Поверь, у нас нет причин для беспокойства.
Стоявший
– Ты что, ослеп?! Неужто не видишь, штурма не будет… незачем… они просто сровняют твой замок с землей!
Граф Гилион приблизился к другу и затряс его за плечо, вызвав несказанное удивление на лицах слуг, которые не то чтобы почитали, а боготворили хозяина.
– Успокойся, ты мне всех солдат перепугаешь. – Совер деликатно убрал ладонь графа со своего плеча. – Чтобы Гифор разрушить, не менее сотни выстрелов нужно сделать, а требушет один, к тому же старенький, вот-вот развалится. Сам посмотри, половина камней до стены не долетает, а точность какая! Косоглазый, криворукий орк с похмелья и то лучше метает!
В подтверждение слов невозмутимого хозяина замка очередной снаряд не долетел до крепостной стены более десятка шагов и, подняв фонтан брызг, грохнулся в ров. Дальнейших выстрелов не последовало, где-то вдалеке заунывно завыла труба.
– Ну вот и все, а теперь началась потеха! – почему-то обрадовался Совер и легким взмахом руки отдал приказ своему горнисту, то есть обычному охотнику с рожком, трубить сбор.
Окутанные клубами пыли руины ожили, защитники замка спешили на стены, а вдалеке, на расстоянии трех-четырех полетов стрелы, стали выстраиваться находившиеся до этого момента в леске войска противника.
– Я на стену! – сообщил Гилион, направляясь к лестнице.
Спокойствие и даже какая-то непонятная отрешенность Совера от происходящего бесила бывшего капитана. В этот миг графу Гилиону хотелось быть где угодно, хоть на плахе, хоть в пасти у льва, но только не здесь, не на смотровой площадке, где царили холодный расчет и незыблемая уверенность в правильности принимаемых решений.
– Иди к воротам, там стена сильнее разрушена, туда они и ударят! – посоветовал Совер, даже не повернув головы в сторону уходящего.
– Ты только глянь, как прут, красота, да и только! Ряды ровные, ножку тянут прям как на параде, морды сытые лоснятся да гордостью пылают!
– Нажрались, чай, вчера вечером, вот и рожи горят. Ты б вместо того чтоб впустую глазеть куда не просят, арбалет бы свой лучше проверил, а то, как в прошлый раз, механизм переклинит.
Пархавиэль никогда не жаловался на зрение, но, сколько ни прищуривался, так и не смог разглядеть лиц идущих в наступление. До шеренг противника было еще далеко; так далеко, что охотники еще не взяли в руки луков, не говоря уже о наемниках с их плохенькими арбалетами, скорострельными, но бьющими не далее чем на сотню шагов. Гном нервничал и постоянно плевал на ладони, готовясь к предстоящим финтам обломком рукояти с виду сносного топора. Ему уже давно не приходилось участвовать в настоящем сражении, тем более бок о бок с людьми, существами не коллективными и эгоистичными, не привыкшими подставлять плечо и прикрывать товарищу спину. Пархавиэль не тешил себя надеждой на дружескую поддержку. Когда враг полезет на стену, каждый из защитников будет сражаться сам по себе и уж до него, чужака-гнома, никому дела точно не будет.
Поднявшись в полный
Шеренги идущих на штурм приблизились и слились в одну грозную массу кольчуг, лестниц и копий. Стражники сомкнули щиты, всего на долю секунды опередив вскинувших луки охотников. Звеня тетивой, в воздух одновременно взмыло около трех десятков стрел. Слабый залп, в особенности если учесть, сколько было штурмующих и что больше половины смертоносных посланниц не долетели до цели.
«Плохо, очень плохо, – думал Пархавиэль, прикинув, что лучники успеют выстрелить не более двадцати раз. – Двадцать раз по тридцать стрел, итого шестьсот, из которых порядка четырехсот, а может, и пятисот вонзится в щиты, отскочит от шлемов и нашитых на кольчуги пластин. Сотня погибших и раненых, а врагов более тысячи, нас же… – Зингершульцо еще раз привстал и окинул беглым взглядом ряды притихших бойцов, – …всего сотня будет, если не меньше. Продержимся час, если посчастливится – полтора!»
Прогноз гнома оправдывался, стрелы со звоном врезались в шиты и отскакивали от шлемов, замертво падали единицы, в то время как волна штурмующих уже перешла на бег и разразилась яростным, закладывающим уши кличем. Не исправили положение дел и арбалеты наемников, жалкие самоделки, которыми можно было отгонять с полей обнаглевших ворон, но только не использовать как боевое оружие. Болты и стрелы летели в клокотавшую живую массу кольчуг, щитов и шлемов, звонко ударялись стальными наконечниками о металл, отскакивали или пропадали в недрах толпы, которая уже начинала перебираться через заполненный водой ров. Топот ног, крики, лязг оружия и бренчание доспехов стояли в ушах. Пархавиэль на время оглох, он даже не слышал, о чем перекрикивались находившиеся рядом наемники, вдруг ни с того ни с сего закинувшие легкие арбалеты за спины и дружно схватившиеся за вывороченный из стены валун. Обломок стены с человеческий рост вышиной недолго сопротивлялся напору крепких рук, а затем медленно, как будто нехотя, накренился набок и сорвался вниз, увлекая за собой несколько менее крепких камней. Изо рва донесся вой, яростный, завораживающий кровь в жилах то ли крик, то ли клич, неповторимое сочетание звуков, агония голосовых связок ревущих от боли и ненависти существ.
– Чего встали, раззявы?! А ну давай за следующий, нечего отдыхать! – Внезапно появившийся на стене граф Гилион тут же взял на себя руководство обороной. – Лучники, не спите, стреляйте, родные, стреляйте! Всех же перевешают, супостаты, никого не помилуют!
Наемники продолжали подтаскивать камни к краю обрыва, с находившихся рядом уцелевших участков стены летели стрелы и бревна, на головы упорно лезущих наверх стражников лились потоки, к сожалению, холодной смолы, но ничто, ничто не могло остановить мощный напор ревущего, карабкающегося по трупам войска.