Имперский граф
Шрифт:
В первой слева камере сидел давний знакомец Гнуса карманник Пушок, заподозренный Кастетом в утаивании украденного, и хотя он, на все вопросы с побоями, клялся Семерыми, что ничего не скрысятничал, кабатчик, главарь их небольшой, но уже уважаемой банды, ему не верил, и третий день держал за решёткой, время от времени устраивая очередной допрос с пристрастием.
– Кастет, - кинулся к решётке Пушок, - Ну хватит меня тут держать. Выпусти. Я ведь правда...
– Заткнись, дерьмо. Вечером приедет большой босс, он и решит, что с тобой делать. Я тебе, сучий
У Кастета, вообще-то были основания так говорить, он своими глазами видел количество денег в кошельке у расплачивавшегося с ним за стойкой клиента. А вор срезал этот кошелёк буквально в десятке шагов от его кабака. Ну и куда на этом коротком отрезке пути терпила мог деть деньги?
Кабатчик давно бы тихо удавил крысёныша, да его, в своё время, ему рекомендовали серьёзные люди, с которыми он вёл дело. Потому и держал Пушка пока в клетке, ожидая решения своих бугров.
В последней от начала прохода, находящейся также слева, камере, прикованное за ногу на цепь, сидело нечто, напоминающее женщину, с кожанным ошейником.
– Подожди, - сказал Кастет Малышу Гнусу, - Не могу пройти мимо этой падали.
– Мне тоже хочется пообщаться с этой свиньёй, - злорадно оскалился Гнус.
Так получилось, что, в этот раз, в подземелье Кастета оказались только знакомые Малыша. Но, если против Пушка Гнус ничего не имел личного, то вот к находящейся в последней камере Тупице у него, как раз, личные счёты были.
– После меня, - остановил порыв Гнуса кабатчик.
Кастет открыл решётку и вошёл в камеру. Сидевшая раздетой в камере грязная здоровая бабища, с разбитым лицом и кровавыми синяками на теле, тихонько утробно завыла и отползла в угол, где было отверстие для оправки нужды.
Но отползание мало помогло этой грязной глыбе мускулов. Кастет снял с крюка на стене короткую, но толстую, кожанную плеть и принялся со всей силы избивать бабищу.
Та выла, опустив голову, стараясь спасти её от ударов тяжёлой плети, и закрыв рот руками, чтобы её крики не были слышны за пределами подвала.
Тупица, так звали избиваемую рабыню, знала, что если она громко закричит, то хозяин вырвет ей язык, как он однажды сделал с её подругой, недавно погибшей в гладиаторской схватке.
Сама Тупица тоже была гладиаторшей и знала, за что, уже второй день, подвергается жестоким побоям и издевательстам от своего хозяина.
Кастет, помимо четырёх кабаков, был владельцем нескольких складских помещений, в одном из которых, вместо хранения товаров, была устроена площадка для боёв без правил. Ну, почти без правил. Единственное правило всё же было - запрет на использование какого-либо оружия, что не мешало тому, что иногда поединки заканчивались смертью проигравшего.
В этих боях участвовали, как рабы-гладиаторы или рабыни-гладиаторши, так и бойцы из свободных, зарабатывающие себе этими боями на жизнь. Кастет и сам, в прошлом, был одним из таких свободных бойцов, о чём до сих пор напоминал его сломанный, почти вдавленный, нос.
На эти бои приходило глазеть множество людей с деньгами, и платили за такие
У кабатчика были сейчас и трое своих личных рабов-гладиаторов, помимо Тупицы, которые довольно часто успешно выступали в поединках, принося Кастету неплохой доход.
Ростику, своему коллеге-конкуренту, державшему в своих цепких лапах бандитов по другую сторону Вонючки, Кастет задолжал не очень большую, но всё же ощутимую, для них сумму - двадцать рублей или шесть тысяч тугриков. Изымать из оборота столько денег кабатчику не захотелось, и он решил рассчитаться с Ростиком через тотализатор, поставив на противницу Тупицы десять рублей.
Шансы Тупицы в бою оценивались выше, поэтому десять, поставленных Ростиком на неё рублей, как раз и должны были принести тому выигрышь в двадцатку.
Вот только эта тупая тупейшая Тупица, впав в ярость боя, забыла всё, что ей втолковывал хозяин, и забила свою соперницу чуть ли не до смерти.
Так и вышло, что, вместо того, чтобы избавиться от долга Ростику, Кастет попал ещё на десятку.
Ярости кабатчику добавляло и подсознательное понимание им того, что он сам виноват в произошедшем. С Тупицы что взять? Она на то и Тупица. А ему-то надо было помнить, что его гладиаторша, и так-то больше похожая на животное, в бою вообще превращается в зверя.
Когда Кастет закончил истязание рабыни, та уже сквозь хрипела сквозь свои ладони зажимавшие рот, а её тело били судороги.
Пока кабатчик вешал на место плеть, к Тупице подскочил Гнус и попытался помочиться на неё. Но был отшвырнут Кастетом.
– Отойди от неё, я сам с этой тварью буду расплачиваться, - Кастет сделал шаг к гладиаторше и со всего размаха пнул её по лицу, разбив кровяную корку на нём в новый поток.
– Я сорок пять тугриков из-за неё проиграл, - возмущённо пискнул Малыш Гнус, для него это были большие деньги.
– Потому что ты дебил, - хохотнул Кастет. Проигрыш Гнуса хоть немного поднял ему настроение, - Пошли дальше.
Когда кабатчик закрыл решётку камеры, где осталась глухо стонущая потерявшая сознание Тупица, они пошли к концу прохода.
Там находилась лестница, которая вела вверх к двери такого же размера, как и та, через которую они сюда спустились.
За ней находилась небольшая каморка с ещё одним выходом из неё, в которой на полке лежали мешочки, наполненные дурманом.
– Бери вот эти два, - показал Кастет, - Отнесёшь Ростику.
– Сейчас? Днём?!
– возмутился Малыш.
– Что тебе не нравится, придурок?
– завёлся с пол-оборота кабатчик, - Какой тебе сейчас день? Скоро уж темнеть начнёт. Бери и вот, через эту дверь, уматывай. Ты сразу на Кривушку выйдешь. А ты на этой улице когда последний раз комендантский патруль видел? Пшёл отсюда, урод, пока к этим двоим не определил в соседи, - Кастет мотнул головой в сторону камер.
Или успокоенный доводами кабатчика, или напуганный его угрозой, но Малыш Гнус молча взял указанные ему мешочки и выскочил за дверь.