Имперский крест
Шрифт:
– Ты все еще куришь? – удивился Терехов.
– Иногда, – ответил Егор и вставил в губы сигарету.
– А я думал, спортсменам это запрещено.
– Только тем из них, которые не воют по ночам на луну и не щелкают зубами при виде сырого мяса.
Егор прикурил сигарету от стальной «зиппо» и махнул перед лицом рукой, отгоняя дым.
– Ты все еще гоняешь на горных лыжах? – поинтересовался Терехов, отхлебнув вина.
Егор кивнул:
– Угу.
– Никогда не мог понять психологию спортсменов. Особенно тех, кто рискует не только своим здоровьем, но и своей жизнью.
Егор посмотрел на тонкие черные усики профессора, казавшиеся нарисованными черным карандашом и нелепо контрастировавшими с седой взлохмаченной шевелюрой и резкими старческими морщинами.
– Мой случай особый, – сказал он.
Профессор хмыкнул:
– С этим не поспоришь. Впрочем, и ты бы мог направить свою энергию в более конструктивное русло. Ну да ладно, не будем о пустяках. Давай поговорим о деле.
– Давно пора. – Егор выдохнул изо рта облачко сизого дыма и посмотрел сквозь него на профессора. – Как я оказался в шкуре этого фашиста, проф? Мой дед был артиллеристом и дрался с немцами на Курской дуге. Я это точно знаю.
Профессор улыбнулся.
– Видишь ли… – заговорил он, тщательно подбирая слова, – пока я совершенствовал Машину времени, я много думал. И кое до чего додумался.
Егор усмехнулся:
– Вы меня пугаете, профессор.
– Истина всегда пугает, Волчок. А дело, собственно, вот в чем. Мое утверждение о том, что разум путешественника во времени способен переноситься только в тела предков и потомков – ложно.
– То есть как?
– А так. Есть еще один способ перемещения. Немецкий агент Георг Грофт – не твой предок. Он – одно из твоих бывших воплощений.
Сигарета едва не выпала из раскрывшегося рта Егора.
– Я… не совсем вас понимаю, – хмуро пробормотал он.
– Что же тут непонятного? Георг Грофт не твой предок. Он – это ты. Только в одной из прошлых твоих жизней.
Егор прищурил глаза, несколько секунд пристально смотрел на Терехова (профессор заерзал в кресле под его взглядом), потом усмехнулся и сказал:
– Так-так. Интересно. Борис Алексеевич, сколько вина вы сегодня выпили?
– Я абсолютно трезв, Волчок. Оберштурмфюрер Георг Грофт – не просто твоя реинкарнация. Он состоял из того же биологического материала, что и ты. Другими словами, атомы, из которых построено твое тело, абсолютно идентичны атомам, из которых было построено тело Грофта.
Егор взял фужер с вином, поднес его к лицу и понюхал.
– Вы что-то подмешали в вино, проф? – подозрительно спросил он. – Или опять нанюхались «кокса»?
Терехов решительно мотнул головой, как бы отвергая на корню все грязные инсинуации в свой адрес, и решительно заявил:
– Я объясню. Представь себе колоду карт, в которой все карты упорядочены по порядку. Верхние карты – двойки, те, что под ними – тройки, и так далее, вплоть до тузов. Эта колода – ты. Что происходит в процессе твоей жизни? Колода карт непрерывно перетасовывается, становясь все менее упорядоченной. Любое упорядоченное состояние самопроизвольно стремится перейти в менее упорядоченное. Это называется энтропией. Твое тело
– Слежу. Но пока не очень понимаю, к чему вы ведете.
– Сейчас поймешь. Представь себе другую ситуацию. У тебя в руках колода, карты в которой совершенно не упорядочены. И ты начинаешь ее тасовать. Так вот, теоретически в какой-то момент, после множества перетасовок, колода может обрести более упорядоченный вид. И даже больше того. Теория вероятности предполагает, что может наступить такой момент, когда колода карт обретет тот самый упорядоченный вид, о котором мы говорили раньше. Двойки будут с двойками, тройки с тройками, четверки с четверками, пятерки с пятерками…
– Я понял, – прервал профессора Егор. – Это, как в примере с обезьяной, которая, беспорядочно клацая по клавишам компьютера, может однажды создать «Войну и мир».
– Совершенно верно! – кивнул Терехов.
Егор скептически хмыкнул:
– Думаю, вашу колоду придется тасовать миллион лет, чтобы в какой-то момент она самопроизвольно приобрела упорядоченный вид.
– Не спорю, – улыбнулся профессор. – Но вполне вероятно, что у того, кто тасует эту колоду, много свободного времени. А колоду он тасует с невероятной скоростью.
Егор выпустил уголком рта струйку табачного дыма, прищурил недобрые глаза и уточнил:
– И к чему вы все это ведете?
– К тому, что… – Терехов осекся. – Прости.
Он взял со столика фужер и залпом допил вино. Затем, промочив горло, снова устремил взгляд на Егора и продолжил:
– Молекула и атомы, из которых состояло тело агента Грофта, в один прекрасный момент… лет этак через шестьдесят после смерти самого агента… вновь встретились и, подобно деталям конструктора, снова сложились в человеческое тело. И тело это приняло в себя информационного двойника, который все эти годы блуждал по Вселенной в поисках нового приюта.
– То есть – душу?
– Можно сказать и так. Но я предпочитаю избегать этого слова.
Профессор взял бутылку крымского «Каберне» и снова наполнил свой фужер. Егор посмотрел, как струя красного вина бьется в хрустальные стенки фужера, усмехнулся и сказал:
– Значит, я – новое воплощение немецкого агента Георга Грофта. И именно это позволило мне использовать его в качестве «носителя».
Профессор посмотрел на Егора поверх фужера и кивнул:
– Угу. – Затем отнял фужер от губ и добавил: – И с точки зрения науки, в подобном положении вещей нет никакого противоречия.
– И, надо полагать, вы первый человек, который додумался до всей этой лабуды с кирпичиками-молекулами и «информационным двойником», вернувшимся в заново отстроенное тело?
– Я очень умный, – ответил на это профессор. – Если ты помнишь, я единственный человек на планете, сумевший построить действующую Машину времени.
– Должно быть, вы додумались до этого под хмельком?
– Угадал, – улыбнулся Терехов. – И это говорит о том, что ученых давно пора было хорошенько напоить.
Егор не принял шутку собеседника: