Имперский Курьер
Шрифт:
Ну а то, что ко мне тянется, так неудивительно, мы оба живем по совести. Не навреди миру и другим навредить не дай. М-да, в другой жизни, в другом мире, в другое время, чем Амбер не шутит, может, и собратом моим стал бы. Курьером, в смысле. Я тоже как он начинал. Одну мразь придушил — и дальше само как-то пошло-поехало. А там и Амбер меня приметил.
Аркадий Борисович же, исходя из рассказа, потомственный слуга в каком-то там поколении, работал на барона Симонова. Лет ему немного за пятьдесят, довольно бодрый, с вышколенными
Его семья служила Симоновым, сколько они себя помнят. Сам он родился, еще когда бароном был дед нынешнего. Поговаривают, тогда жилось более-менее, но чем дальше, тем хуже. При отце барона худо-бедно справлялись, а при нынешнем вообще мрак начался.
Появлялись новые слуги, вроде того дворецкого, со сбитым моральным компасом, как вежливо выразился Аркадий Борисович. Этих слуг я видел и без раздумий отправил в плавание по волнам реки душ. Если переводить вежливую речь Борисыча на язык Курьеров, от этих тварей несло дестабилизацией.
Ну а остальным повезло куда меньше. Аркадий Борисович держался из последних сил, потому что Симонову служили две его дочери, племянник и сын старого друга. Друг тот не дожил и просил позаботиться. Про жену я тактично не стал спрашивать, и так все понятно. Как и про то, где родители племянника.
Я не удивлен, что после потери жены, брата или сестры, друга у Борисыча нервы сдали от такой службы. Я удивлен, что он раньше не начал действовать.
Оказалось, что Юля, старшая дочь, училась в колледже для слуг. И если бы Аркадий Борисович рыпнулся, то, даже увези он остальных, Юлю вытащить не успел бы. А в этом году она вернулась в поместье, и оставалось лишь дождаться подходящего момента.
— А остальные чего не побежали от Симонова? — спросил я.
Мне было интересно. С аристократией я уже худо-бедно освоился, кто это такие и с чем их едят. А вот обратная сторона этой части общества мне открылась впервые. Чем больше я знаю о мире, тем лучше могу в нем действовать.
— Так а куда им податься? Беглые слуги, кто таких наймет? Понимаете, мы, кроме как по дому хозяйничать, ничему не обучены.
— А вы куда подадитесь? — Я посмотрел на четырех испуганных детишек в салоне.
— Да бог смилостивится, где-нибудь да осядем. Где тихо и спокойно. Руки-ноги есть, какую-нибудь работу уж точно найдем, а младшие, может, лет за десять и выучатся на кого. У аристократии память длинная, запомнят, что служить не годимся. Но уверен, наши предки поймут, если на нас родовая профессия закончится.
— Запомнят, — внезапно кивнула Елизавета. — Всех слуг проверяют. Аристократы в свой дом абы кого не пустят.
— А в палатку? — брякнул я.
— Какую палатку? — не поняла Елизавета.
— Борисыч. Смотри, какое дело. Дома у меня нет, в палатке живу. Но это пока, для души, так сказать. Да и не аристократ я. Но платить могу, работы хватит. Ну и искать тебя будут…
Если я правильно понял, то барон был из тех людей, от которых просто так не сбегают и по собственному не увольняются. К тому же он будет искать всех свидетелей произошедшего в поместье.
— Согласен.
— Безопасно, может, и не будет, но и…
— Говорю же, согласен. — Аркадий Борисович повернулся, не отпуская руля, и посмотрел мне в глаза. — Я видел, что вы сделали с гвардией, господин. Видел чудище, которое вам служит. Но вы точно не плохой человек. Возьмете семью мою на службу — до доски будем с вами.
— Так… — Я даже опешил от такого резкого согласия и уже начал сомневаться в адекватности мужика. — У меня даже дома нет, напоминаю. В палатке живу.
— Палатка так палатка, — абсолютно искренне произнес он. — Да даже под открытым небом лучше, чем у Симонова. По деньгам — сколько не жалко, столько и заплатите, господин. Мы и так вам жизнью обязаны. Нам же главное, чтоб при деле быть.
— Ну смотри, в крайности подаваться не станем. Платить буду, по совести и по возможностям. Захотите уйти — никого держать не стану. Работа действительно есть, может, и не совсем такая, к какой вы привыкли. Так что и помощь мне ваша не помешает, не думай, что я из жалости предлагаю.
Это была правда. Объективно: когда в моей жизни появился тот же Левша, все стало гораздо проще. Я застрял в этом мире надолго, так что мне нужны местные под боком, которые знают, как все тут устроено, и не будут задавать вопросы.
Левша — хороший вариант, но почему-то он отказывается заниматься моими покупками, обустройством в лагере, еще эту палатку каждую неделю складывать приходится… Никиту уволили, так что свободных рук в цирке не то чтобы много.
В общем, личные слуги, к тому же работающие на совесть, а не просто за деньги, — это для меня отличный вариант. Да и комфорта хочется. Доколе терпеть, как говорил один Курьер. Ладно, это я говорил.
— Эх, господин… — тяжело вздохнул Аркадий Борисович. — Я за свою жизнь много знатных повидал. Вы либо аристократ, либо должны им быть. И служба у вас для моей семьи будет трудной, но сытой. Если я ошибся, то грош цена моему опыту.
— Сам не знаю, ошибся ты или нет. — Я протянул руку. — Но договор.
— Договор. — Он без колебаний пожал мою ладонь. Крепкое рукопожатие.
— Договор заключен, — кивнул я.
Может, он и правда на каком-то интуитивном уровне понимает, что значит заключить договор с Курьером.
* * *
Борисыч высадил нас с Елизаветой у гостиницы, где она снимала номер. А сам он вместе с двумя дочерьми, племянником и сыном друга, которого называл своим собственным, поехал по делам.