Импланты
Шрифт:
Сеченов двумя руками отодвинул тяжелую стальную дверь сейфа и заглянул внутрь.
Внутри, как и следовало ожидать, было пусто.
ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ
"Здравствуй, дорогая редакция. Меня зовут Тихомирова Анна Ивановна. Мне 34 года, я живу в городе Мичуринск Тамбовской области. У меня муж и трое детей: Сашенька (12 лет), Аленка (8 лет) и Николай (4 года). Я работаю учителем в средней школе, муж — тракторист. Живем дружно, хотя и небогато. Есть хозяйство, три порося,
Все было хорошо, пока Коленька не заболел. Врачи определили у него мелкоклеточный рак легких. Моему сыну проводят лечение, но это агрессивный рак, и без удаления опухолей шансов у Коленьки мало. Единственное, что может помочь, так это новые легкие, пока метостазы еще не распространились по телу.
Достать орган, тем более для четырехлетнего ребенка, в нашем городе практически нереально, остается надеяться на чудо имплантологии. Врачи вызвались помочь, но денег на операцию у нас нет.
Обращаемся в вашу газету с просьбой о помощи! Добрые люди! Не откажите! Моему сыночку нужна операция! Перечислите, кто сколько может! Да благословит вас Господь"!
Подобных криков о помощи мы получаем десятки. Имплантаты слишком дорогое удовольствие для многих людей, а для некоторых равноценны жизни. Хотя медицина и сделала огромный шаг вперед, новые технологии все еще очень дороги для обывателей. Неизвестно, сколько пройдет времени, когда любой нуждающийся сможет получить необходимый искусственный орган.
С сегодняшнего номера мы будем публиковать письма с просьбами о помощи. Не оставайтесь равнодушными! За этими письмами реальные человеческие жизни.
Расчетный счет для перечисления средств на лечение маленького Коли Тихомирова: 64184304560000001453, Мичуринское отделение банка "Капитал-финанс".
"Понедельник" N 823, август 2099 г.
Часть 3. ХОЧУ, НО НЕ МОГУ
Глава 1. Дворник
Жизнь Федора Сомова проходила в сумраке, и тьма была везде: на улице, в доме, в сердце… она сопровождала Федора куда бы тот ни пошел, обнимала липкими черными руками, закрывала глаза, просачивалась в мозг, шептала на ухо мерзости, призывая к действиям. Сомов пытался не слушать, не видеть, предпочитал игнорировать тьму, но ничего изменить не мог. Сумрак был его единственным спутником.
Полумрак на улице был потому, что Сомов работал дворником, и его деятельность начиналась тогда, когда остальные горожане мирно спали в своих кроватях. Он вставал в половине третьего ночи, наспех бросал в рот бутерброд или выпивал растворенный в стакане "Быстро-суп", и отправлялся на уборку территории. Днем он предпочитал не появляться на улице, а когда выходить все же приходилось, старался обернуться как можно быстрее.
Полумрак в доме был обусловлен бедностью. Федор жил в подвале трехэтажного ЖЭКа. Помещение было достаточно большим, но большую его часть занимали трубы, а два
Чтобы в "окна" не влезали бродячие кошки и собаки, Федор закрыл их. Долго выбирал между ватным утеплителем и полиэтиленовой пленкой, но остановился на последней: летом свет важнее тепла. Единственная лампочка, которую ему удалось подключить, тайно протянув провод, подсоединившись к электросети ЖЭКа, светила тускло, но большего Сомов позволить себе не мог — если чиновники заметят "утечку" электричества, он не сможет оплатить электрификацию подвала и останется в полной темноте.
Но страшнее темноты улицы и "дома" — полумрак в сердце.
Федор был беден. Он находился практически на грани, балансировал между существованием и абсолютным мраком смерти сколько себя помнил, и сколько себя помнил, ничего не мог изменить. Он искал работу, брался за самые тяжелые и грязные задания, был готов на все, что угодно, лишь бы выбраться из ямы нищеты и отчаяния, но все тщетно.
К сорока трем годам он накопил триста семьдесят два кредита. Этого хватило бы, чтобы снять небольшую комнатку в общежитии, но Сомов откладывал трату этих денег на другое, более важное дело.
— Спи, спи, моя девочка.
В темноте подвала Федор нечаянно ударился коленом об алюминиевую трубу, отчего помещение наполнилось гулким гудящим звуком. Вот девочка и проснулась.
Сомов постоял с минуту неподвижно, прислушиваясь к звукам, а когда глаза привыкли к темноте, тихо прошел в противоположный угол "комнаты". Там на трех старых матрасах, уложенных друг на друга, лежала его дочь — хрупкое шестилетнее дитя.
— Я на работу, — прошептал Федор, целуя дочь в горячий лоб. — Спи.
Девочка вздохнула и отвернулась к стене.
Стараясь не шуметь, Федор наспех оделся. Надел брюки, резиновые сапоги, черную рубашку, и грубый темно-синий рабочий фартук. Инструменты — метлы, ведра, грабли, лопаты, металлический лом для колки льда — стояли в углу рядом с дверью. Взяв метлу и ведро, Сомов выбрался из подвала. У входа он перекрестился и привычно пробормотал:
— Господи, сделай так, чтобы она дожила до моего возвращения!
— Где тебя черти носят?! Снова проспал?
Федор вжал голову в плечи и зажмурился.
— Уже пять минут тебя тут караулю. Работать надоело? Так я быстро тебе замену найду!
— Простите. Я не нарочно.
— Я тебе не девочка под дверью стоять! Может, мне еще тебе личный будильник подарить? Чтобы больше не опаздывал! А то так накостыляю, неделю кровью харкать будешь!
Судя по тому, что громкость голоса несколько уменьшилась, гроза миновала, и Федор открыл глаза. Напротив него стоял лысый мужик в потертом вельветовом костюме и кепке набекрень. Михалыч, заведующий ЖЭКа, изредка инспектировал подчиненных, ругая всех подряд независимо от степени их вины.