Имя для рыцаря

Верещагин Олег Николаевич

– Будем вытаскивать, - решил Блин тут же.
– Вот незадача...

На крыше недалеко от гарнизонного здания сели снайпера - Тиль и Эльф. Остальных Блин задействовал для наблюдения - решив нападать утром, он хотел не допустить вывоза Волка и не прозевать, если кто-то за ним приедет.

Кстати, именно это, второе, и не заставило себя ждать - часа за два до рассвета примчалась лёгкая машина, в которой сидели белые в красно-синих шляпах гвардии халифа. Гвардейцы были немногочисленной частью и редко куда-то отлучались от "священной особы". Это уже о многом говорило...

– Приехали

Волчонка мордовать, - шепнул Рыжий, лежавший в комнате у пролома в стене вместе с Блином. MGL он держал за переднюю рукоятку.
– Сейчас начнут, или нет?

– С дороги скорей всего отдохнуть завалятся, - уверенно сказал Блин.
– А там мы гарнизон угрохаем, в кучку сложим и уедем. Жаль, что в тишине не получилось.

– Мне нравится твой светлый, оптимистичный взгляд на жизнь, - одобрил Рыжий.

– А чего теряться?
– Блин проверил в РЖ подсумки для барабанов к "сайге".
– Мы, русские - народ особенный. Вот скажи, если бы не было револьверов - чем бы люди играли в русскую рулетку?

Вопрос оказался несколько неожиданным, и Рыжий пожал плечами:

– Не знаю... Может, вообще не играли бы?

– Нет, играли бы, - возразил Блин.
– Мы не можем не играть в неё, это в наших душах, в нашей природе. В некотором смысле - у нас нет выбора. Но вам, англосаксам, этого не понять.

– Я ирландец, - напомнил Рыжий, - а это совсем иное. Хотя многим все мы представляемся какой-то однородной массой, но на самом деле между англосаксом и ирландцем почти нет общего. Кроме того, я жил почти всю жизнь в Южной Африке... Так чем бы вы играли в рулетку?

– Не знаю, - хмыкнул Блин и добавил: - Я, пожалуй, посплю, а ты разбуди меня через полтора часа.

– Давай, - Рыжий сел сбоку от дыры и, положив на колено гранатомёт стволом на улицу, приготовился занудно дежурить.

5.

Тиль проснулся от истошного вопля:

– Аллах а-а-а-акбааааар!!!

Причинно-следственные связи, прочно пустившие корни в его мозгу, заставили парня ещё с закрытыми глазами цапнуть и направить в сторону звука пистолет-пулемёт. Но вместо звуков внезапной атаки послышался музыкальный смех Эльфа и новые вопли:

– Иль Алла - бисмила - рахман - рахимммммм!..

– Тихо-тихо-тихо, - прошептал Эльф.
– Пять утра. Молитва.

Тиль очнулся окончательно и сощурился. Небо против утреннего обыкновения было чистым. Выплывало из-за ледяных песков раскалённое солнце. На голых веточках янтака серебрились капельки росы. Серовато-белые стены вокруг сияли, как раскалённый металл.

Метрах в полутораста от охотников охранный взвод в полном составе долбился лбами в сухую, как порох, пыль. Тиль мог созерцать обтянутые тряпьём спины, аккуратно составленные парами разномастную обувь и равномерно поднимающиеся и опускающиеся затылки. Эта картина завораживала своей ритмичной монотонностью, похожей на движения стрелки метронома. В школе Тиль любил следить за холодными, неостановимыми, одинаковыми колебаниями тонкой стрелки с грузиком. Но сейчас и здесь похожая картина вызывала у него резкое отвращение. В ней было... Тиль не имел склонности

к философии и не мог облечь смутные образы, бродившие в его сознании, в слова. Но одно он знал точно: это - враг. Враг больший, чем просто людоеды, больший, чем какой-нибудь возникший на ядерных руинах безумный культ типа процветающего южней культа изуверского бога Ала Шамзи. Эти затылки, эти спин с их отвратительной покорностью вере, которая отвергает любую красоту и любое движение души и тела, не вписывающееся в её убогие рамки...

Они - враги.

Всё. Однозначно.

Он знал это и раньше, потому что успел повоевать немало. Но сейчас - сейчас каждой клеточкой своего тела ощущал фламандец полную, конечную враждебность всего, чем существовала противная сторона - тому, чем жил и что любил он сам, во что верил и ради чего сражался.

– Давай их положим?
– вырвалось у него почти неожиданно для него самого же. Эльф быстро взглянул на Тиля сузившимися зелёными глазами:

– С последнего ряда?
– быстро спросил он. Тиль кивнул.
– Давай.

Бур никогда не останавливался перед убийством врага. Тем более, что сейчас представлялась на самом деле великолепная возможность.

Арабы молились так, как позволяла улица - восемью рядами по три, всем в одну сторону лицом, к радиоактивной пустыне Аравии, которую они по-прежнему почитали, как святыню. Оба снайпера устроились поудобней и приготовились к стрельбе. На таком расстоянии они не промахнулись бы и без оптики, которая приближала врагов в упор. А "грендел" - наверное, лучшее оружие для такой ситуации, когда-либо появлявшееся в руках бойца.

– Алла-ах... акбар!
– завыли фанатики, и под этот заунывный вопль Тиль шлёпнул крайнего слева в последнем, крайнего слева и среднего - в предпоследнем ряду; Эльф - двоих в последнем и крайнего справа - в предпоследнем ряду. На это им понадобилось меньше секунды - и это при том, что молившиеся впереди ничего не заметили. Тяжеленный низкоскоростные пули били точно в основание черепа, и всё, что успевал сделать очередной халиф - это конвульсивно дёрнуться, будучи уже мёртвым.

– Алла-ах...

Один из молившихся в третьем с хвоста ряду оглянулся - и Эльф вогнал четвёртую пулю ему между глаз.

Поднялся мгновенный дикий крик, характерный для испуганных арабов. Они вскакивали на ноги, ничего не понимая - не слышно было звука выстрелов, не видно пламени, не звучал свист пуль.

– Фиранг, фиранг!
– истошно, захлёбываясь ужасом, завопил кто-то страшное слово, жуткое и древнее, означавшее беспощадную смерть. Но было поздно - уцелевшие погибли за считаные секунды. В узкой улочке им было просто никуда деться.

Эльф, перевернувшись на бок, неспешно заменил магазин. Тиль, лёжа на животе, продолжал осматривать улицу, на которой валялись в разных позах - где как и кого застала смерть - двадцать четыре тела. Из глушителя его винтовки медленно, вяло вытекал блёклый дымок.

– Аллах акбааааар...
– пропел он, рывком сдвигая на нос сола. Где-то в развалинах всё ещё катилась, цокала отстрелянная гильза, потом - мягко упала на что-то.

А в следующую секунду внутри здания поста гулко бухнуло, и через дверь ударила пыль.