Имя мое легион
Шрифт:
При этом Борису, вспомнилось, как Нина, уже взрослая женщина, постоянно, как ребенок, лезет отцу на колени. А на улице она все время ходит с ним под ручку и даже афиширует это. А когда Нина с Борисом, отец словно ревнует и вечно крутится у ворот, ожидая, когда же дочь вернется домой.
Борис заглянул в индекс на комплекс Электры. Там ссылка на трилогию Мережковского «Христос и антихрист», где дается такое описание шабаша ведьм:
«В укромных местечках заводились любовные шашни – дочерей с отцами, братьев с сестрами, кота с девочкой, шершавого инкуба с бесстыдно скалившей зубы монахиней».
Следом
Как-то Борис привез Нину домой, когда родители уже спали, и она пригласила его выпить чашку чая у нее в комнате. Но Акакий Петрович как старый ревнивец вылез из теплой постели, оделся, повязал галстук и присоединился к чаепитию. Вроде для приличия. Вместо сахара он бросил в свою чашку три таблетки против меланхолии. А Борис, начитавшись про яды Борджиа, сидел и невольно думал: эх, как бы будущий тесть не подбросил какой-нибудь гадости и в его чашку.
Иногда Борис пытался анализировать свои чувства. Он в том опасном возрасте, когда мужчина уже начинает серьезно беспокоиться о создании семейного гнезда. У него было много мимолетных связей – теплые и милые, немножко печальные или забавные, о которых потом приятно вспомнить. Так вот, как 1002-я ночь с французской Лизой. Но все это было несерьезно.
Были и две большие настоящие любви, когда человек теряет голову, – по этому и узнается настоящая любовь. И вот теперь он опять ощущал это же сладкое и томительное чувство. Значит, Нина – его третья большая любовь. И, может быть, последний большой шанс в той лотерее, которая называется жизнью. Видно, недаром говорят, что любовь слепа.
Нина по глупости болтает, что она ведьма. А он начитался всякой чепухи. Да и кому из них верить? Средневековая инквизиция и папа-Иннокентий Восьмой говорят одно. Это же повторяют советская инквизиция и красный папа Максим Руднев. А вот отец психоанализа – еврейский папа Фрейд говорит совсем другое.
Папа Фрейд авторитетно заверяет, что никаких ведьм нет, что все это бабьи сказки и что психические ненормальности происходят оттого, что ребенка не вовремя отшлепали, немножко уронили или не так воспитывали. Кроме того, папа Фрейд говорит, что если у человека психозы на почве половых заблуждений, то надо просто отпустить тормоза, дать человеку свободу – и все будет в порядке.
Кому из них верить? Современному папе Фрейду или средневековому папе Иннокентию Восьмому? Да и какое это имеет отношение к Нине? Ведь посмотрев на нее, трудно представить себе более здоровую женщину.
Вечером, после работы, Нина пришла к нему на квартиру. С раскрасневшимися от холода щеками, пахнущая свежим воздухом, с сияющими глазами. Любимец богов посмотрел на свою богиню и задумчиво сказал:
– Знаешь, о чем я сейчас думал?
– О чем?
– Ты досталась мне с таким трудом. И мне вдруг пришла в голову глупая идея…
– Какая?
– Допустим, если бы ты мне потом изменила… Другой бы я
– И что тогда? – улыбнулась Нина.
Он вынул из стола маленький черный браунинг:
– Это тоже семейная реликвия. Из этого пистолета мой брат пристрелил свою жену.
Богиня молча встала, взяла свою сумочку и направилась к двери. Он догнал ее и обнял за плечи:
– Куда ты?
– Пусти, – тихо сказала она.
Ее лицо побледнело, глаза смотрели вниз.
– Да что с тобой?
– Ничего… Просто я поняла, что мы никогда не можем быть мужем и женой.
– Но почему?
– Ведь я говорила тебе, что у меня была большая любовь, очень большая… И я боюсь, что это сильнее меня, что это может повториться… Но ты этого не поймешь… Пусти…
Она избегала встречаться с ним взглядом. В ее голосе звучала какая-то печальная усталость.
– Пусти… – повторила она. Потом, словно ища опоры, вдруг прижалась лицом к его груди. – пойми, я хочу тебя любить… Хочу!
– Так в чем же дело?
– Пойми, я хочу быть такая, как все… Но я не такая, как все…
– Милая, что с тобой?
Но Нина только мотала головой и молчала. Как ни старался любимец богов утешить свою богиню, но весь вечер был испорчен. Он пытался развлечь ее, но она думала о чем-то другом и отвечала невпопад. Потом вдруг взяла маленький браунинг, лежавший на столе, повертела его в руках и тихо сказала:
– Знаешь, иногда я сама хочу умереть… Но я вовсе не хочу, чтобы в меня стреляли другие.
Всю дорогу домой Нина упорно молчала. Только у самой калитки она с легким упреком сказала:
– Если бы ты знал, как часто я плачу по ночам… Он посмотрел ей в глаза. Но ее глаза были сухи. Качались уличные фонари на ветру. Качались ветви деревьев. По лицу девушки бродили расплывчатые тени. Он обнял ее и поцеловал. Тело девушки было покорно и безразлично, словно ее целовал чужой.
– Сегодня я опять спать не буду, – шептали холодные губы, – Зачем ты только это сказал… Зачем?!
Началось все это с того, что Остап Оглоедов решил отпраздновать свою не то медную, не то оловянную свадьбу. Ну и устроил он домашнюю пирушку, на которую пригласил всех своих приятелей по радио «Свобода».
Ради такого торжества Остап даже вытащил из сундука свой заветный фрак, символ красивой жизни. А потом весело распевал свои любимые баллады про честных жуликов.
Все было хорошо, пока динамитная Дина не перепилась. Тогда она вдруг посмотрела на Остапа и говорит:
– А кто это такой? Ведь это ж не человек, а пустое место.
– Вже наклюкалась, – мрачно сказал Остап. – Назюзюкалась.
Гости насторожились, зная, что предстоит очередной скандал. А Дина спокойно продолжала:
– Ведь я даже не знаю, кто он такой. Выдает себя за русского. А когда нужно было поступать на радио «Свобода», то уверял, что он с прожидью. То, что он обрезанный, – это точно. То он жалуется, что в лагере сидел, то хвастается, что он сам людей сажал. То брешет про баб, а потом говорит, что он и педерастией занимался, просто так, ради спорта. Ведь вся его жизнь – это сплошная ложь.