Имя Зверя. Том 1. Взглянуть в бездну
Шрифт:
– Тьфу! Плевать мне на громкие слова и названия! Что она может, скажи мне, и чего не может!
– Да как же я тебе скажу-то? – развёл руками дхусс. – Поворачиваться можно?
– Можно, – буркнула Гончая, поспешно натягивая сырую ещё одежду – она выжала её насколько могла. – Но ты ж с ней столкнулся, если я правильно помню твой рассказ, прямо лицом к лицу?
– Столкнулся… – Тёрн кивнул, как показалось Гончей – с печалью. – Несчастное дитя. Поистине, лучше бы ей умереть сразу после рождения. Терпеть такие муки… Орден Гидры надеялся с её помощью развязать мне язык, и…
– Это я уже знаю, – нетерпеливо
– Светлячки.
– Чего-чего?
– Светлячки, – повторил дхусс. – Милые такие, забавные светлячки. Они садятся на тебя…
– И впиваются?
– Истинное дитя Некрополиса, – вздохнул Тёрн. – Нет, конечно. У них есть жала, есть яд, но всё это лишь для того, чтобы подселить Гниль к тебе самой. Они впрыскивают Гниль тебе под кожу, Алиедора, и ты мало-помалу становишься Гнилью. Рыцари Ордена Гидры сами не знали предела сил своего создания. Я сжёг выпущенных Мелли тварей, но это всё, на что меня хватило. Оборона, никак не наступление. Даже со своими путами я справиться уже не мог.
– Почему? Если сжёг этих светляков?
Тёрн развёл руками.
– Меня… готовили для схватки с Гнилью. Тут я, как говорится, многое что могу. А вот пережечь верёвки – нет. Впрочем, это уже совсем другая история. Ты готова? Тогда идём. Дорога дальняя.
– Кстати, неплохо было бы положить в рот хоть обещанной тобою травы…
– Это дальше, – не оборачиваясь, бросил дхусс. – Иди за мной и старайся, пожалуйста, след в след.
Только теперь Алиедора смогла, наконец, оглядеться как следует. Деревья – никогда раньше таких не видела, и на уроках арбористики в Некрополисе о таких не упоминали. Стволы начинали ветвиться у самой земли, светло-коричневая кора казалась живой кожей и – привиделось это Алиедоре, что ли? – дышала, очень медленно, едва заметно, но дышала.
– А, заметила? – обернулся дхусс. – Гордость Мудрых Смарагда. Растения-животные. Змеедеревья.
– Зачем? – только пожала плечами Алиедора.
– Говорят, – дхусс старался держаться подальше от широко раскинувшихся ветвей, – что поймать и повязать такие могут очень даже запросто.
– Что же не ловят и не вяжут?
Дхусс пожал плечами.
– Приказа нет, как видно.
– Почему?
– Алиедора, я что, Мудрый? Откуда я знаю, что у них на уме? Может, хотят посмотреть, что мы делать станем. Куда направимся. С кем встретимся, как себя поведём…
– Ерунда, – возмутилась Алиедора. – Если ты для них так важен – да разве дадут они тебе разгуливать по их драгоценному Смарагду?!
– Я никогда не мог понять Мудрых, – признался Тёрн. – Не мог предсказать их поступки, что они станут…
– По-моему, так очень даже мог! Особенно когда пожаловала эта парочка, Фереальв и Роллэ!
– Роллэ и Фереальв не Мудрые. Они их марионетки, несмотря на всю свою силу.
– Пора бы уже привыкнуть, – сказала Алиедора в пространство. – Дхусс выражается исключительно смутно и туманно, выспренне и напыщенно, так что…
– Да нет же! – горячо заспорил Тёрн. – Роллэ сказал нам, что Мудрые сочли меня угрозой Смарагду. Но это то, что он счёл нужным сообщить. Как на самом деле, не знает никто, кроме самих Мудрых. Может, они до сих пор не верят, что я сбежал сам, и
– Заговорщиков… – передразнила Алиедора. – Веди уж, о дхусс, таинственный и неразгаданный. Куда дальше?
– Через тракт, – махнул Тёрн. – Но мы подождём. Надо посмотреть…
– Смотри, – кивнула Гончая. В груди против воли закипало раздражение – она хотела действовать. И желательно так, чтобы тут пролилась кровь. Побольше крови. Потому что это единственный язык, доступный пониманию сильных мира сего.
Лес полудеревьев-полузмей тянулся, насколько хватало глаз. Здесь царил полумрак и ещё какой-то совершенно особенный запах: не тления, не гниения, не распускающихся или хотя бы увядающих цветов, нет, чего-то совершенно иного. Мягкое, обволакивающее, утишающее гнев и ярость, тянущее присесть, прилечь, привалиться спиной к гладкому стволу и слушать вечную песню медосборцев, гудение великих и малых роёв, шелест бесчисленного множества ног; внимать великой работе крошечных существ, нимало не потревоженных делами и заботами двуногих, едящих, пьющих, множащихся на зелёных листах, словно они для них – целый мир.
До той поры, пока не настанет осень, пока листья не пожелтеют, пока не ослабнут черенки и сухой скрюченный трупик не отправится в свой последний полёт ко ждущей земле.
Обратится в ничто, в мельчайшую пыль, чтобы дать жизнь новому поколению. Старое должно уйти. Его желания, чувства, страхи никого не волнуют.
Алиедору охватило смутное беспокойство, словно она бродила кругом да около чего-то очень, очень важного. Однако это важное упорно не давалось в руки, избегало, уклонялось, исчезало, заслоняемое иным, более насущным, сиюмоментным.
– Неуютно с голыми руками, – наконец сказала она, когда тишина стала невыносимой. – Хоть бы нож где добыть…
– Не понадобятся тут нам ножи, – рассеянно отозвался Тёрн, напряжённо озираясь по сторонам. – Тракт уже близко. И я чувствую защиту.
– Как перебираться? – деловито осведомилась Гончая.
Вместо ответа дхусс улёгся наземь, прижался ухом. Замер надолго, так что Алиедоре даже почудилось – заснул.
– Ничего не понимаю, – наконец приподнял он голову. – Земля звучит по-иному. Деревья молчат. Листья охвачены страхом. Раньше здесь было очень красиво… Живые цветы, что умели летать, подобно бабочкам, перепархивая с ветки на ветку и вновь пуская корни; бабочки, способные становиться цветами и пить древесные соки… птицы, совершенно особенные, живородящие, не откладывающие яйца… и все они умели говорить, пусть даже и не обладая голосами. А теперь лес молчит. Словно умер. Или заснул.
– И только мы тут с тобой балаболим, – зло прошипела Гончая. – Что с трактом, переходим, нет?
Казалось, дхусс колеблется.
– Нет, – наконец выдохнул он. – Слишком опасно.
– Тебе виднее. Куда теперь?
– На запад. К лесу Шёпота.
– А там что?
– Надеюсь, что будет легче.
– Сам же говорил, что это совсем рядом с башней Затмений!
– Верно. Но есть надежда, что там смотреть станут не так пристально.
– Потому что «мы туда точно не сунемся»? Ерунда, дхусс! Я видела Мудрого считаные мгновения и точно знаю – эти станут смотреть везде. Далеко и близко, высоко и низко. Всюду.