In Nomine
Шрифт:
– Это точно. Обычно концентрация слова «блядь» у сестры Оливии зашкаливает, – кивнула Регина, делая маленький глоток кофе из своей чашки. Она взяла рисунок, который священник положил на стол, и нахмурилась. – Подождите. Вы говорите, что Марта не умела рисовать вообще, да?
– Да, сестра.
– Я вам верю, – хмыкнула Регина, кладя рисунок на стол и поворачивая его к священнику. – Левый угол.
– А чтоб тебя… – прошептала Оливия, недовольно смотря на маленький знак, который терялся в языках пламени. Он изображал странные кривые фаллические загогулины в обрамлении древних арамейских символов. – Сигил луксуриев.
– Простите? – не понял отец Джозеф. – Чей сигил? Лкусуриев?
–
Та кивнула и, порывшись в ящике стола, извлекла на свет толстую книгу в тяжелой деревянной обложке. Отец Джозеф заинтересованно подался вперед и внимательно осмотрел рисунок, нанесенный на деревянную пластину.
– Мне не доводилось видеть такой книги, – тихо произнес он.
– Естественно. Это «Познание». Основной труд ордена святой Ангелины и наша реликвия. Эта книга содержит сведения о всех дьявольских легионах, верховных иерархах и рядовых ублюдках Ада. Раньше каждый орден владел своим «Познанием», – буркнула Оливия, раскрывая книгу. Она пару минут просто листала страницы, бережно переворачивая их толстыми пальцами, а потом, удовлетворенно хмыкнув, повернула книгу к отцу Джозефу. Тот, нахмурившись, внимательно посмотрел на гравюру, изображающую похожую женщину в языках пламени. От рисунка тоже веяло странной злобой и жестокостью.
– «Луксурии, они же блудники и блудницы, – прочел отец Джозеф. – Если где творилась похоть и блуд, луксурии обязательно появятся, да душу светлую на тьму обрекут». Первый раз о них слышу, если честно.
– Блядищи, – со знанием дела ответила Оливия, закуривая сигарету. – Самые отъявленные блядищи. Все вокруг себя превращают в бордель, ненасытные, как соседский бульдог Патрик, охочий до чужих ног. Очень любят беззащитные души девственников и девственниц, уродов и добряков.
– Иными словами – кормятся неудачниками, – резюмировала сестра Регина. Она вздохнула, увидев на лице отца Джозефа растерянность, и пояснила более подробно: – О Вавилонской блуднице наверняка слышали?
– Конечно.
– Это и есть Луксур, а её подданные именуются луксуриями. Она одна из верховных демонесс, отвечающих за блуд.
– Еблю, – поправила её сестра Оливия. – Редкостная блядь. Если она нашла себе душу, то вцепится в неё всеми пальцами и не отпустит. Вашей Марте повезло, что она погибла так рано.
– В смысле? – нахмурился отец Джозеф.
– Обычно луксурии не позволяют своим носителям умирать, пока цель не достигнута. Их цель – смутить душу. Спихнуть её с правильного пути. Одержимость луксуриями осложняется и тем, что носитель фактически осознает, что творит, но не может бороться. Поэтому он медленно, но верно убеждает себя в том, что виновен. А луксуриям только этого и надо. Когда человек сдается, демон убивает его, тело пожирает, а душу забирает в Ад. Понятно? Ваша Марта боролась за душу, но демон был сильнее. В какой-то момент он понял, что её не сломить, и убил её. Изувечить тело… Луксурии это любят, отец Джозеф. Скажите, вы не замечали за Мартой странного поведения в эти дни?
– Она… хм… приставала ко мне, – покраснев, ответил священник. – Однажды схватила меня за… хм…
– Я же говорила. Отмороженные на всю башку, – со знанием дела кивнула Оливия. – Только луксурии полезут к священнику веселья ради.
– Получается, что ничего нельзя сделать?
– Что, например? Надо было звать раньше, – фыркнула Регина. – Сейчас мы можем лишь помолиться за её душу, как и вы.
– А другим ничего не грозит?
– Другим? – переспросила Оливия. Отец Джозеф икнул и кивнул. – Кому это «другим»?
– Марта работала в приюте. Там же находилась её комната.
– И когда вы, блядь, собирались
– Нет, – растеряно вздрогнул священник.
– Тварь убила Марту не потому, что сдалась или поняла, что её душой не завладеть. Она убила ее, потому что нашла жертву слабее.
– Вы поможете?
– Нет, конечно. Будем сидеть на жопе ровно, как остальные шарлатаны. Расценки вам известны? – ругнулась Оливия, направляясь к шкафу. – Предоплата пятьдесят процентов, плюс все расходы ложатся на вас, как на заказчика. Согласны?
– Да.
– Переводите деньги на счет и оставьте адрес. Мы сегодня же навестим приют, где работала Марта. Возможно, еще не поздно спасти чью-то душу, – глухо ответила монахиня, скрывшись в шкафу, из которого тут же полетели вещи, книги и прочий хлам. – Регина!
– Да? – меланхолично спросила та, рассматривая ногти на правой руке.
– Где мой дробовик?! Сколько раз я говорила тебе, что нельзя трогать мои вещи. Это мои вещи!
– Ну, началось… – закатила глаза девушка и кисло улыбнулась отцу Джозефу. – Я провожу вас. Не забудьте оставить адрес приюта.
– Дробовик? – побледнел тот, когда до него дошел смысл сказанного.
– Именно. Демоны испытывают боль точно так же, как и люди. Надо только знать, куда и чем стрелять, – улыбнулась Регина, открывая дверь. – До свидания, святой отец.
– До свидания, – прошептал тот, когда перед его носом захлопнулась дверь. Отец Джозеф немного потоптался на пороге, осмотрел косяк двери, на котором были вырезаны защитные символы и молитвы, а потом, покачав головой, направился к лифту, гадая, а правильно ли он поступил, когда решил постучать в дверь жилища двух чокнутых монахинь из ордена святой Ангелины.
Приют был серым четырехэтажным зданием, расположенным на перекрестке между Пятой и Сорок седьмой. Район имел дурную славу, но мэр Города почему-то решил, что организация приюта в здании бывшего борделя несомненно пойдет на пользу как Городу, так и жителям района. На деле все вышло совсем по-другому.
Здание быстро приняло вид окрестных домов, став серым и невзрачным, подвал оккупировали бродяги и уличные торчки, возле светофора всегда терлись проститутки с лицами, напоминающими гравюры из страдающего Средневековья. Окна первого этажа были закрыты толстыми и плотными решетками, неспособными пропустить солнечный луч в помещения, а возле входной двери круглосуточно дежурил молодчик одной из банд. Руководство приюта согласилось на условия бандитов, когда одной ночью приют чуть не сгорел от десятка метко пущенных в его стены коктейлей Молотова. Впрочем, оно было и к лучшему. Охранник гонял бродяг и наркоманов, следил за порядком и частенько помогал женщинам, работающим в приюте, заменяя грузчика. И сейчас он лениво наблюдал за отцом Джозефом, который рассеянно мерил шагами улицу и посматривал на часы.
Священник остановился, когда к зданию подъехал убитый «Кадиллак Севиль» грязно-зеленого цвета и, бухнув двигателем, остановился. Первой из машины вышла сестра Оливия и, открыв заднюю дверь, взяла с заднего сиденья большую черную сумку. На монахине по-прежнему было черное платье, но волосы она стянула в тугой хвост. Оливия поморщилась, осмотрев улицу, и скривила лицо, когда увидела пару ночных бабочек возле светофора. Отец Джозеф подошел ближе и с тревогой посмотрел на черную сумку. Всю обратную дорогу до приюта он мусолил в уме слова сестры Регины о дробовике. Ни одна из знакомых монахинь не вела себя так, как эта странная парочка, но друг отца Джозефа, молочник Билл Уайзелл, с которым он частенько играл в покер, настоятельно рекомендовал ему обратиться именно к ним.