In vinas veritas
Шрифт:
Там меня встретил сурового вида дядя лет за пятьдесят. Жестом указал на стул и начал меня рассматривать. Молчание затянулось, я уже начал беспокоиться, что, пригревшись в этом офисе, ненароком засну, но тут открылась дверь, и зашел молодой парень. Выглядел он каким-то холеным и даже несколько изысканно обрюзгшим. Мне его морда сразу не понравилась. Он развалился в кресле, растекшись, как амеба и заговорил. Голос, ленивый до безобразия, заставил моим мурашкам нарезать не один круг по спине. Все время хотелось предложить оратору: «Откашляйтесь, пожалуйста».
Пытка для слуха продолжалась минут
Холеный протянул мне визитку: «Будут проблемы — звоните». На кусочке картона золотыми буквами было вытеснено: «Коняев — директор». Весьма лаконично. Хорошо, хоть номера телефонов не поленился вставить. Что ж, пора откланяться, подумалось мне. «Разрешите идти?» — отчеканил я. «Идите!» — немедленно отреагировал суровый, рыхлый же Коняев только слегка пошевелился в своем кресле.
Думал, было, подождать своего будущего коллегу, но потом решил времени не тратить — в аэропорту успеем встретиться и познакомиться.
На улице меня ждал дождь, но я к нему как-то пообвыкся. Быстрым шагом домчался до капитана порта, разобрался со всеми необходимыми формальностями, сориентировался по времени и сел в трамвай, проходящий по полезному для меня маршруту. В том районе Питера, куда я добрался на грохочущем по рельсам составе, дождя почти совсем не было. Рядом простиралось Серафимовское кладбище.
6
Времени на посещение было отведено немного, поэтому быстрым шагом прошел мимо могилы Александра Демьяненко, незабвенного Шурика, помянув его добрым словом, мимо надгробий неизвестных мне военачальников, мимо афганцев и пожарников. Остановился только у второй вязовой аллеи. Здесь лежал мой институтский друг, мой замечательный товарищ Олег. Скромный и изящный мраморный обелиск без фотографии. Найти человеку незнающему просто невозможно.
Я подошел, лавируя между памятниками и крестами, присел на корточки и прикоснулся рукой к холодному камню.
— Здравствуй, друг. Здорово, Олег.
Слезы, конечно же, не полились, но глаза увлажнили. Нечасто доводится бывать здесь, но всякий раз неодолимая горечь заполняет собой всю душу. Погиб мой настоящий товарищ, прожив всего-то тридцать лет, но память о нем навсегда со мной. Так же, как и память об отце.
В тот далекий уже год я бросил Беломорско Онежское пароходство, откуда меня хотели, впрочем, неудачно, уволить за прогулы. Работы не было, денег тоже, перспективы просматривались с трудом.
Приехал я к Олегу в гости. К тому времени он уже обзавелся приличной четырехкомнатной квартирой на Московском проспекте в «сталинке», ездил на годовалом мерсюке, был уверен в себе и без страха смотрел в будущее. Мне всегда было с ним легко и просто, как, впрочем, и ему со мной. Жаловаться и просить о чем-то я не умел, да и до сих пор не научился.
Перед моим отъездом, когда мы уже приехали на вокзал, Олег сказал:
— Давай, не парься, придумаем что-нибудь. Всегда приятно общаться с человеком, на которого можно положиться. Или работать.
— Что — работать? — не понял я.
— Работать вместе.
— Ладно, Олег, будь здоров, после четвертьфинала Англия — Аргентина, созвонимся.
— Думаешь, сойдутся?
— Обязательно.
— Ладно, иди, длинная сволочь!
— Пока, старая скотина!
Мы пожали друг другу руки, и я уехал. Олег помахал мне на прощанье рукой. Так он и остался в моей памяти: большой, широкоплечий с веселой улыбкой. Когда он смеялся, то слегка поднимал свое правое плечище, брови дугами взмывали на лоб. Казалось, что он и веселится, и удивляется одновременно. Как огромный шаловливый ребенок. Как же так случилось, что при всех своих блестящих умственных способностях ты не просчитал, что где-то уже дожидались встречи с тобой пули, подпитываемые ненавистью и безразличием?
А я спокойно досматривал футбол, дождался прогнозируемый англо — аргентинский триллер. Но в момент самой игры внезапно лишился возможности видеть. Глаза закрылись, слезы текли ручьем. Пытался руками, как Вий, держать веки, но страшная резь заставила отказаться от этой задумки. Так и сидел, плакал и слушал, как невезучие британцы в очередной раз на пенальти вылетали с чемпионата. Поэтому я и не позвонил в Питер, чтоб поделиться впечатлениями от матча. А утром жена отвела меня к врачу, который никаких криминалов не обнаружил, прописал капли и отпустил с богом.
Через день я прозрел. Дождался вечера и позвонил, но ответила мне Татьяна, жена моего друга. Она произнесла каким-то отрешенным голосом, что Олега нет, и положила трубку. Снова перезванивать посчитал не совсем тактичным.
Стояла замечательная жара, мы ездили купаться на Ладогу, отдыхали в свое удовольствие. Уже определился новый чемпион мира по футболу, уже прошли знатные грозы, уже макушка лета вовсю грелась на солнце. И тут у меня дома раздался телефонный звонок. Как я обрадовался голосу, который моментально узнал! Звонил другой институтский приятель, умчавшийся после выпуска в родные места, в Архангельск. Но то, что он произнес, сразу до меня и не дошло, настолько неестественной была новость:
— Эх, как же давно мы не встречались!
— Да, Серега, очень давно, что даже и страшно вспомнить о нашем возрасте!
— С плохой вестью к тебе у меня получается звонок!
— Что случилось? — невинно поинтересовался я.
— Олега убили. Шварца.
— Какого Олега? Какого Шварца? — промямлил я и похолодел. Шварцем мы называли нашего сокурсника, славившегося могучим рельефом мускулатуры, нашего умницу и весельчака Олега, моего соседа по комнате в общаге, моего друга.
Поздним вечером того же дня я вылезал на Ломоносовской из автобуса. Сергей меня уже ждал. Да, действительно, мы не встречались шесть лет, но остались в отношениях, как будто еще вчера вместе возвращались с защиты диплома.