Иная судьба. Книга I
Шрифт:
Глава 5
Всё было плохо, очень плохо.
Сон, лёгкий и благостный, внезапно сдавил ярмом, которое Марте никак не получалось сбросить. Во сне герцог д'Эстре был совсем другим. Жёстким. Безжалостным. Неумолимым. Каким она увидела его впервые, в кабинете коменданта. Наяву-то он потом переменился, а в Мартином видении — логично и последовательно сделал с ней всё, что и собирался. Наказал. Унизил. Втоптал в грязь… Чего ещё ожидать от человека, который привык, что все его веления претворяются немедленно?
Она не помнила подробностей, но лучше бы их и не было вовсе. А когда проснулась, не испытала облегчения, как бывает
А самое главное — увязнув в тягостном мареве сонной одури, она никак не могла понять: где настоящее? Только что увиденное и пережитое? По сути своей — так оно и должно было случиться на самом деле. А то, что ещё раньше герцог сжалился над ней, сделал своей женой, привёз в чудесный сказочный замок — вот это, скорее всего, было злой, хоть и прекрасной сказкой. Злой, потому, что такого просто не могло произойти. И надо быть последней дурой, чтобы поверить. К тому же, ужасно хотелось есть. Словно вкусная каша с топлёными пенками тоже была наваждением, вызванным пустым желудком…
Марта плакала, и слёзы просачивались через сомкнутые веки. Открыть глаза она боялась. Хоть и чувствовала мягкость перины, упругость подушки, тепло одеяла — но по контрасту с только что пережитым всё казалось таким эфемерным, и, думалось, вот-вот исчезнет — и останется она на жёстком деревянном топчане пыточной, привязанная ремнями, голая, мокрая после того, как окатили водой, приводя в чувство, с распухшими в вывернутых суставах плечами… Вот-вот — и всё это на неё обрушится и придавит.
Вместо этого…
Что-то влажное и шершавое коснулось щеки, прошлось по виску. Над ухом послышалось сосредоточенное сопение. Давешний чёрный кот осушал ей слёзы, трудился, щекотал белыми усами и бровями. Вот странность — сам чёрный, а усищи белые, на груди — крошечная белая звёздочка… Невольно заулыбавшись, девушка отстранилась.
— Да ну тебя! Перестань!
Черныш недовольно потянулся к отнятой щеке, но Марта проворно потёрлась ею о подушку — настоящую, тонкого полотна, отделанную рюшами и кружевными вставками, с вышитыми на одном из углов красиво переплетёнными буковками, украшенными короной.
И одеяло было настоящим, мягко пружинило, не хотело сминаться под рукой…
И высокое изголовье кровати, обитое белым атласом, затканным серебряными лилиями, тоже не спешило растаять, как дым, а было прочным и основательным.
И витой шнур, свисающий откуда-то с крепления балдахина, так и просящийся в ладонь… Марта невольно протянула руку — потрогать — но вовремя вспомнила, что тогда где-то зазвенит колокольчик и прибегут на зов девушки-горничные. Это тоже будет «взаправду», и не надо дёргать за шнурок, чтобы проверить. Просто пришло, в кои-то веки, осознание: вот это — реальность. Хоть и невероятная. Значит, бывает и так.
Кот тем временем уткнулся носом ей куда-то в шею, в самую теплоту, к бьющейся жилке, и затарахтел, выпрашивая ласку. Марта наконец с облегчением вздохнула, обняла пушистое тёплое тельце, запустила пальцы в густую шерсть… Она точно знает, что её герцог… Девушка вдруг покраснела, осознав, к а к о нём подумала. Е ё герцог плохим быть не может. Это прежняя судьба, разозлившись, что её обвели вокруг пальца, послала дурное сновидение, намстила вдогонку. А ей на смену пришла новая, совсем другая. Конечно, лёгкой она не будет… Марта снова вздохнула. Да уж, верно помянул капитан Винсент: за то, что простолюдин назовётся дворянином — смертная казнь… Но совсем недавно она
Новая судьба уже несколько раз сберегала её; почему бы ей не продолжить в том же духе? Зачем уж сразу готовиться к худшему? Так и накликать недолго. А она, Марта, всё-таки попытается помочь его светлости. И если уж ничего у неё не выйдет… Что ж, пусть, в самом деле, объявят её убогой, тогда она уйдёт в монастырь, а его светлость освободится и сможет жениться на ком хочет. От этой мысли ей почему-то взгрустнулось. Конечно, какая из неё герцогиня, смех один. Но она должна, должна сделать всё, что в её силах. Она помнит добро. И то, что герцог остановился тогда, в самый страшный для неё миг, пожалел, помог одеться, придти в себя. Он, может, и значения этому не придал, а Марта — на всю жизнь запомнила. Изо всех сил будет стараться для… с в о е г о герцога.
Новый сон был спокойным и добрым. Несмотря на то, что даже в нём хотелось есть.
— Госпожа! — раскудахтались Берта и Герда. — Ах, госпожа, что же вы нас не позвали!
Марта недоумённо повела плечом. А зачем звать-то? Платье, что ей заботливо оставили разложенным в кресле, можно было надеть без посторонней помощи — оно зашнуровывалось спереди, поскольку было изначально предназначено для горничных, им слуг не полагалось. Со всем остальным хлопот тоже не возникло — ни с бельём, ни с чулками. Туфли, правда, снова оказались чуточку великоваты — такая уж у Марты была миниатюрная ножка, словно у настоящей Синдереллы. Но она подложила в носки кусочки мягкой замши, кем-то предусмотрительно оставленные, потопталась — вроде бы сойдёт, только каблучок непривычно высоковат, раньше-то она ходила в основном в сабо. Да ещё однажды на праздник дядя подарил ей нарядные сапожки, которые она и обула-то два-три раза, не больше…
А потом тихонько зашептались за дверью — и заглянули две девичьих головки, светленькая и рыженькая, в аккуратных кружевных наколках. Глянули, ойкнули, отпрянули и сунулись снова. Пока Марта не догадалась сказать, что можно войти.
Они хлопотали вокруг «госпожи», а той было и неловко и чуть смешно. Ведь она не старше этих девочек, но почему-то — обхаживали именно её, расправляли воланы на платье, пытались сделать высокую причёску, но, по её настоянию, так и оставили две косы; ей — одной! — снова накрыли столик и поставили большую чашку крепкого, как вино, горячего бульона и целое блюдо с крошечными пирожками, которыми так и хотелось набить карманы… К сожалению, кармашков в платье не было, жалко-то как, не запасти вкусностей… Пить бульон в присутствии других, когда те смирно стояли рядом, а Марта сидела — было вообще уже чудно. А на предложение Марты присесть и угоститься девушки только затрясли головами и посмотрели на неё с таким обожанием, что «госпожа» чуть не поперхнулась.
…Дома если ей удавалось за столом запустить два-три раза ложку в общую миску — и то ладно, считалось, что ей хватит. Тётка бдительно следила, чтобы весь её многочисленный выводок был накормлен — а у неё своих две девки, от первого мужа, что помер в оспу, да от Жана четверо — две пары близняшек. Поневоле будешь поглядывать, чтобы каждому кусок достался.
А тут всё это богатство — ей одной… Даже не верилось.
И это было ещё простейшим испытанием. А вот когда она робко поинтересовалась, можно ли ей пойти посмотреть замок, а девочки дружно ответили: