Иная судьба. Книга I
Шрифт:
— Не надо бояться, дети мои, — ласково прогудел брат Тук и подкрепил слова действием, кинув каждому по мелкой монетке. Пацаны цапнули денежку на лету, сунули каждый за щёку и шустро поднялись на ноги. Птиц они держали на руках, как барышни крошечных собачек.
— Чё гошподам надо? — прошепелявил один. Подношение волей-неволей располагало к вежливости.
Господам надо было каждому своё: монаху — дом местного священника, капитану — дом кузнеца, но жизнь вносила непредвиденные коррективы в первоначальные планы.
— Рейтары здесь? Давно? — отрывисто спросил капитан.
— Солдаты,
— Не здесь, — украдкой выплюнув монетку в кулак, поспешил вмешаться второй малец. — В замок с утречка приехали. Пока там.
— Все? — Капитан подпустил в голос строгости. Пацан насупился.
— Дык… сюды почти никто не вернулся. Девки-то попрятались, чё тут делать-та?
— У штарошты один сидить, — деловито доложил первый. — Ага. Ишо один — у паштора, и ишо…
— … у кузнеца, — торопливо досказал товарищ. И оба требовательно протянули грязные ладони за мздой, раскусили, что вреда от проезжих не будет, напротив — можно поживиться. Капитан задумчиво повертел серебрушку, ловко перегоняя её меж пальцев. Монах неодобрительно покачал головой.
— Нехорошо, отроки, в столь юном возрасте заниматься стяжательством. Вознаграждение нужно заработать. Проводите-ка нас…
— В замок, — перебил капитан. — Отче, дела наши частные могут обождать, назрели иные, безотлагательные, в коих ваша помощь окажется весьма кстати. Вы нужны мне в замке. Как независимый свидетель.
— Хм. — Монах словно бы рассеянно повёл плечом, и под сутаной послышался явственный шорох металлической чешуи. Пацаны встрепенулись, и, отведя взоры от капитанской шпаги, жадно уставились на могучего подвижника. В кои-то веки в их захолустье столько нового и необычного, а первыми приезжих увидели они! Стало быть, им и быть героями, когда начнут своим всё обсказывать!
— Судя по всему, брат мой, дорога к замку ведёт через центр селения, там обычно и располагается храм. Я прав, сынок? — Мальчишка помладше закивал. — Прекрасно. Дом пастора должен быть рядом. Мы можем заглянуть туда по дороге, это не отнимет у нас много времени.
— А пастор Глюк… — ехидно начал мелкий, но тот, что постарше, вдруг лягнул его босой грязной пяткой. Пацанчик испуганно моргнул.
— Что — пастор? — насторожился капитан. — Ну-ну? — и вновь покрутил монетку. Но ребята лишь зыркнули жадными взорами и отвели глаза. Помедлив, Модильяни выудил из кармана новенький талер.
Мальчишки уставились на сияющий золотой как на невиданное чудо. Хотя — кто знает, может, в этих краях и невиданное… Прижались друг к дружке плечами. Им явно было что сказать, но мешал страх.
— Никто не узнает, дети мои, — твёрдо сказал Тук. — Вы всего лишь покажете нам дорогу, а то, о чём мы поговорим, останется для других тайной. Смелее же! Что-нибудь случилось с моим духовным братом?
На раскрытой ладони, словно орех для белки, капитан Винсент протянул монету старшему. Тот, не выдержав соблазна, цапнул. Уставился заворожённо на профиль короля Генриха.
— Чур, на двоих, — тихо сказал младший. И поднял печальные глаза на Винсента. — Пастор-то наш помирает, ваша… — он запнулся, не зная, как обратиться, — ваша милость, лежит, тётка Дора говорит — уж и не стонет. Уходили его вчера…
— Вчера? —
— Ага. Вчерась приходили от барона, двое, так отлупшевали — будь ждоров, — дополнил тот, что с монетой во рту. — Шкажали: и ваш прибъём, ешли проболтаетешь. И ещё с утра приходили. Шовшем убить, жнацицца, ежели не помер. А тут — солдаты на конях понаехали…
— Ага, — подхватил меньший. — Они тех, баронских, заарестовали сразу. Говорят: духов… ага, духовное, говорят, лицо, увечья, под суд сразу… Ихний лейтенант об них мараться не стал, посадил к старосте в подвал, они там так и сидят.
— А дальше?
— А что с пастором? — одновременно спросили капитан и монах. Переглянулись. Пацан, прекрасно помня, от кого получил больше, тому первому и ответил:
— Одного оштавили при швятом отце, шами, — в жамок поехали. Немного пошумели, шлышно было даже ждесь. А паштор… Тётка Дора грит — до вечера не дотянет. Не жилец. Кровью харкает.
— Едем, — монах решительно тронул с места своего коня. — Капитан, наш долг — в первую очередь посетить умирающего.
К тому, чтобы у него перехватывали командование, капитан относился крайне отрицательно. Пришлось даже напомнить себе о недавнем уговоре. Впрочем, с пастором и ему нужно было повидаться, но могло сложиться так, что и без того запуганный, побитый — и, возможно, действительно умирающий служитель церкви узнает его, капитана рейтаров, испугается, что теперь и его арестуют — и тогда из него слова клещами не вытянешь, эти святоши упрямы даже на смертном одре. А вот со своими собратьями они, как правило, более откровенны… Ничего, капитан терпелив и позволит обстоятельствам работать на себя.
— Едем, брат Тук. Эти юнцы нам больше не нужны. Тут все деревни на единый манер, улицы лучами сходятся к церкви, обойдёмся без провожатых.
Дождавшись одобрительного кивка монаха, мальчишки с облегчением вздохнули и брызнули вдоль по улочке, скрывшись вскоре за одним из плетней.
Больше на пути к обители пастора компаньоны никого не встретили. Видать, появление рейтаров заставило попрятаться не только девок. И то сказать, слава о Чёрных всадниках ходила не то, чтобы дурная… Своих людей Винсент Модильяни держал в кулаке крепко и мародёрствовать не позволял, но иногда — на чужой территории — скрепя сердце, предоставлял некоторую свободу действий, понимая, что время от времени поводок всё же надо ослаблять. Но е г о солдаты меру знали, а ещё более того помнили, что подобного жалования, как у них, с которым и военной добычи не нужно, и таких пенсий за верную службу и боевые ранения, им не найти ни в Галлии, ни в соседних государствах. Поневоле будешь благородствовать… Вот только местные жители об этом не знали и потому — таились за хлипкими дверьми и ставнями. Винсент подозревал, что не только скотину, но и цепных псов попрятали: в иных-то местах их c братом Туком резвый аллюр через всю деревню сопровождался бы непрерывным брёхом, а сейчас вместо этого — тихо.