Инцидент в Сакаи
Шрифт:
*Прическа «мотодори»— со лба волосы выбривались, а на затылке заплетались в короткую косичку — символизировала принадлежность к самурайскому сословию.*
Охранявшие усадьбу воины пятого отряда принесли сакэ и устроили прощальный пир, в котором участвовали все — и командиры и рядовые солдаты. Шестнадцать человек, обреченных на казнь, изрядно захмелели. Дои Хатиноскэ из восьмого отряда пить не стал, а когда воцарился всеобщий храп, он не выдержал.
— Слушайте, вы! Завтра нас ждет смерть! — Он вцепился в плечо Сугимото из шестого отряда,
209
шай, им сейчас ничего не втолкуешь, но ты-то, надеюсь, поймешь? Ради чего нам завтра умирать?
Сугимото наконец уразумел, в чем дело:
— Ладно, давай всех будить.
Люди очнулись и стали слушать. Смерти никто не боялся, с мыслью о ней смирились в тот день, когда стали солдатами и покинули родные края. Но за что, в самом деле, позорная смерть? Порешили добиваться разрешения на харакири.
Шестнадцать человек облачились в хакама и хаори и отправились в самурайский приказ.
— У нас неотложное дело, — заявили они дежурному служащему, — просим аудиенции у главы Городского магистрата.
Дежурный исчез во внутренних покоях и через некоторое время вернулся с ответом:
— Ваша просьба резонна, но не может быть удовлетворена. Каждому определено свое. Являться среди ночи и требовать аудиенции не подобает.
— Что значит «каждому свое»? — возмутились шестнадцать человек. — Мы те, кто завтра отдаст жизнь за отечество! Если не можете помочь нам, уйдите с дороги, мы пройдем сами. — И, не снимая обуви, двинулись по циновкам во внутренние покои.
*... не снимая обуви... — В Японии принято оставлять обувь у входа в дом.*
— Пожалуйста, подождите минуточку. Начальство вас примет, — взмолился дежурный.
Фусума раздвинулись, и тотчас же появились Коминами, Хаяси и еще несколько человек.
Такэути выступил вперед:
— Мы те, кто, повинуясь высочайшей воле, прощается с жизнью. В Сакаи мы выполняли приказ отрядных командиров и вины за собой не чувствуем. Трудно смириться с приговором к смертной казни. Но, если иного выхода нет, мы хотели бы услышать, за что подвергаемся такому наказанию.
Коминами нахмурился, был явно недоволен, но перебивать говорившего не стал, а когда тот умолк, обвел всех суровым взглядом:
210
— Хватит! Считаете себя безвинно пострадавшими? Командиры отдавали глупые приказы, вы совершали глупые поступки!
Такэути не сдавался:
— Трудно поверить, что это говорит глава Государственного надзора. Солдаты обязаны повиноваться приказу командира — глупого или умного для них не существует. Была команда «Огонь!» — мы и стреляли. Если каждый станет рассуждать, разумный или неразумный приказ, как же можно будет воевать!
За спиной Такэути поднялся ропот:
— По нашему твердому убеждению, в Сакаи мы не преступление совершили, а проявили доблесть. Если вы считаете иначе, то объясните — в чем наша вина.
Коминами несколько смягчился.
— Тогда ждите, мы посовещаемся и вынесем решение, — с этими словами он удалился во внутренние покои.
Люди напряженно смотрели на дверь и ждали. Наконец он появился и торжественно изрек:
— Инцидент вызвал серьезные осложнения в верхах. Самому правителю, невзирая на недомогание,
Говоря о правителе, Коминами имел в виду тогдашнего правителя Тосы, Тоёнори.
Все шестнадцать воинов восприняли сообщение Коминами с удовлетворением. И опять выступил вперед Такэути:
211
— Милостивый приказ принимаем с благодарностью. Позволим себе лишь высказать просьбу. Видимо, ее следовало бы передать в установленном порядке, но, пользуясь присутствием высоких лиц, мы осмелимся изложить ее прямо здесь. Как явствует из возвещенного приказа, наши сокровенные помыслы были милостиво приняты во внимание. И поскольку мы удостоены обращения, подобающего воинам, просим предоставить нам право последнего слова.
Коминами задумался.
— Коль скоро разрешено харакири, возможно, и эта просьба резонна. Подождите ответа. — И снова удалился.
Через некоторое время появился его помощник и объявил:
— Решением совета вам предоставляется воинский статут. Всем положено по паре шелкового обмундирования... — И он вручил им соответствующий письменный приказ.
Воины отправились навестить в последний раз своих командиров и старших солдат. Те спали после угощения, устроенного охраной. Но тотчас поднялись и оказали им подобающий прием. До этой минуты обреченные на смерть воины были как бы отделены от командиров невидимой стеной. Теперь же, после аудиенции главы Государственного надзора, разрешения на харакири и признания их самурайского достоинства, они как бы уравнялись в правах.
Командиры и старшие солдаты, слушая рассказ подчиненных, и радовались и горевали. Горевали потому, что четверо, примирившись с собственной участью, только сейчас узнали, что по требованию французского консула обречены на смерть двадцать человек, следовательно, такая же участь ожидает еще шестнадцать человек. Радовались оттого, что всем шестнадцати разрешено харакири,— значит, и к ним отнеслись, как к самураям. Командиры, старшие солдаты и шестнадцать рядовых воинов распрощались по-дружески. До рассвета еще оставалось время и можно было поспать, чтобы бодрыми встретить грядущий день.
212
Двадцать третьего числа погода выдалась ясная. Для двадцати человек, направляемых в Сакаи, прибыло более трехсот пехотинцев эскорта — от клана Кумамото под началом Асано Хосокавы Эттюноками Ёсиюки и от клана Хиросимы под началом Асано Акиноками Сигэнаги. Затемно появились они в воротах Нагабори, усадьбы княжества Тоса.
Двадцати приговоренным поднесли рисовое вино. Командиры и старшие солдаты переоделись во все новое, остальным шестнадцати накануне выдали шелковое хаори. Оружия пока у них не было: его вручат на месте совершения харакири.