Индия в древности
Шрифт:
К империи относилась и область Паропамисады, о чем свидетельствуют не только индийские сочинения и античные авторы, но в первую очередь находка эдикта Ашоки в Лампаке, недалеко от Джелалабада[810].
В XIII большом наскальном эдикте вместо Гандхары вслед за Yona-Kamboja идут народы Nabhaka и Nabha-pamti. Ученые локализовали их в Гималаях, на Памире, в Непале, однако тот факт, что в тексте эти народы «заменили» население Гандхары, должен указывать если не на их тождественность, то, безусловно, на территориальную близость. Надпись Рудрадамана (II в.) из Джунагадха (Саураштра) рассказывает об одном из правителей при царе Ашоке, Тушаспе, названном в тексте Yonaraja. Хотя он представлен «греком» (йона), имя его — Тушаспа — иранского происхождения.
Обнаружение эдиктов Ашоки в Нигливе, или Нигали Сагаре, и Румминдеи, а главное, в Шахбазгархе (округ Пешавар) и Мансехре (округ
По эдиктам из Маски (округ Райчур, Карнатака), Палкигунду и Гаваматха (округ Коппал, Карнатака), Раджула-Мандагири и Еррагуди (округ Курнул, Андхра-Прадеш), Брахмагири (округ Читалдург, Карнатака), Сиддалура (недалеко от Брахмагири) можно очертить южную границу государства[812]. В здешних версиях I малого наскального эдикта упоминается центр южной провинции — Суварнагири. Принадлежность территории Андхры к империи подтверждается и данными XIII большого наскального эдикта, где андхры упоминаются в числе народов, составляющих население государства.
В надписях Ашоки перечисляется также ряд соседних государств. II большой наскальный эдикт, например, называет пять южных стран, расположенных за пределами империи: Чола, Пандья, Сатьяпута, Кералапута и Тамбапамни. Локализация этих стран, за исключением Satiyaputa, не представляет особых трудностей: перед нами хорошо известные южноиндийские государства Чолов, Пандьев, области вдоль морского побережья (совр. Керала) и о-в Ланка. Лишь государства крайнего Юга не были присоединены к империи Ашоки, но они находились в сфере его влияния.
Маурийская надпись в Махастане (др. Puranagara), сведения античных авторов относительно гангаридов и прасиев, сообщения ланкийских хроник и китайских паломников свидетельствуют о вхождении в империю Бенгалии[813]. Еще многие материалы ждут уточнения, но и сейчас ясно, что при Ашоке почти вся территория современной Республики Индии (кроме крайнего Юга), территории Пакистана и часть Афганистана составляли одно государственное образование.
Калингская война. Надписи сообщают об ожесточенной войне, которую вел Ашока с соседним государством Калингой (совр. Орисса). По признанию самого императора, она принесла много жертв: было взято в плен 150 тыс. и убито более 100 тыс. человек. Захват Калинги, весьма крупного объединения и важной в стратегическом и торговом отношении области, расположенной на побережье Бенгальского залива, способствовал новому усилению империи. В этом прежде всего и заключалась, на наш взгляд, роль калингской войны в истории Маурьев. Впрочем, ряд исследователей по-иному оценивают ее результаты, считая, что основное ее значение определяется обращением Ашоки в буддизм. В литературе утвердилось также мнение, что ужасы войны сделали правителя «мечтателем» и он будто бы отказался от обычной политики Маурьев по созданию единого индийского государства. Иногда говорится, что война разбудила в груди Ашоки неподдельные чувства раскаяния и печали. Она, кроме того, привела к важным изменениям внешней политики[814]. Известный индийский ученый Х.Райчаудхури утверждал, что калингская война открыла новую эру социального прогресса и религиозной справедливости, а Индия «в лице Ашоки получила мечтателя»[815]. «После войны он уже не делал попыток расширять свою территорию»[816].
Смысл подобных высказываний сводится в конце концов к двум положениям: 1) война привела Ашоку к буддизму, 2) после нее он стал мечтателем и отказался от политики создания объединенного индийского государства. Все эти точки зрения основываются на сообщении XIII большого наскального эдикта, в котором император заявляет о своем раскаянии. Однако изучение надписей Ашоки и данных более поздних источников не позволяет принять этот традиционный взгляд.
Обратимся к текстам. В XIII наскальном эдикте читаем: «По прошествии восьми лет царем Приядарши, „угодным богам“, завоевана Калинга. 150 тыс. людей оттуда уведено, 100 тыс. убито и еще больше умерло. Теперь (adhuna) [возникли] строгая [забота] об охране дхармы, любовь к дхарме, [стремление] к наставлению в дхарме. Вот [появилось] раскаяние у „угодного богам“ после завоевания страны Калинги».
В данном эдикте, составленном не ранее двенадцатого года с момента коронации, царь заявляет,
Для определения хронологических рамок рассматриваемых событий важными представляются сведения малых наскальных эдиктов Ашоки[817], самых ранних из надписей царя. В них можно найти указания на принятие императором новой религии. Так, в I малом эдикте из Брахмагири сказано: «Вот свыше двух с половиной лет, как я упасака[818], но не очень старался [на поприще буддизма]. Уже больше года, как я посетил сангху, и очень стараюсь». Большой интерес в этой связи имеет версия I малого наскального эдикта из Ахрауры (Уттар-Прадеш), в которой наряду с изложением текста, повторяемого в других версиях, встречается упоминание о реликвиях Будды (Budhasa salile), которые были погребены за 256 дней до составления царского указа. Согласно интерпретации А.К.Нарайна, в тексте говорится о реликвиях «нашего Будды»[819]. Дискуссия о чтении и толковании надписи продолжается, но упоминание Будды и его священных мощей в тексте не вызывает сомнений. В надписи Ашока выступает как праведный буддист, с благоговением относящийся к Будде и его реликвиям. По мнению Е.Хультша, малые наскальные эдикты были изданы на десятом году правления Ашоки[820], по мнению П.Эггермонта — в конце седьмого — в десятом году царствования[821]. Если следовать даже самой поздней дате (десятый год), то и тогда принятие императором статуса упасаки нужно относить к восьмому (или седьмому) году его правления, т. е. до окончания войны с Калингой, которая, согласно XIII эдикту, началась «по истечении восьми лет с момента коронации». Существенно, что в том же эдикте император ничего не говорит о принятии новой религии, а лишь указывает на необходимость развития уже известных ему положений дхармы, зафиксированных в более ранних надписях. Это дает основание полагать, что война только усилила его внимание к буддизму и распространению дхармы, по не изменила религиозную принадлежность. Более поздняя традиция (в том числе и буддийская) тоже не связывала обращение Ашоки в буддизм с калингской войной: об этом ничего нет ни в ланкийских хрониках, ни в «Дивья-авадане», ни у Сюань Цзана, ни у Таранаты. Вместе с тем предлагаемая нами последовательность событий, опирающаяся на материалы эдиктов, согласуется с сообщениями хроник, согласно которым император стал упасакой через семь лет после коронации.
Не отказался Ашока и от традиционной внешней политики своих предшественников, как это изображали авторы ряда работ, хотя методы ее проведения трансформировались в соответствии с новой политической обстановкой.
Калингские эдикты и XIII большой наскальный эдикт показывают, что завоеванная Калинга получила особый статус в системе государственного управления и что при включении ее в состав империи возникли определенные трудности. Император хотел заставить народ провинции подчиниться своей власти. Суровым мерам наказания и даже пыткам подвергались и простой люд, и брахманы, и шраманы.
Представляется, что трудности, с которыми Маурьи столкнулись в Калинге, они испытали и в других областях, присоединенных к домену. Появилась необходимость изменить методы политики — главное внимание в этот период обращается на идеологические средства укрепления огромного государства. Основой его идеологического единства становились общие нормы поведения и выполнения нравственного долга (дхарма), следование которым было обязательным для всех людей, независимо от религии, социального и имущественного положения. Новые методы имели целью помимо укрепления империи способствовать усилению влияния Ашоки на народы соседних территорий.
С этой точки зрения интересен II Калингский эдикт: император приказывает махаматрам и судебным чиновникам добиться доверия лесных племен и пограничных народов, путем распространения дхармы оказывать на них давление. Задача «морального завоевания» ставилась применительно к пограничным областям, к районам, лежащим далеко за пределами империи. Люди из незавоеванных стран должны были твердо усвоить, что «как отец — так и нам царь. Как он сочувствует себе, так и нам сочувствует: как дети [ему дороги] — так и мы» (II специальный эдикт из Дхаули).