Индотитания
Шрифт:
Тем, кого еще не успели казнить, отрезали правые руки и левые ноги. Гуманно обработали раны и вручили по костылю. Когда они тронулись в путь (на все четыре стороны), я сказал напутственное слово. Мол, теперь воюйте — сколько душа пожелает. Ха-ха-ха!
А Гонту казнили отдельно. Жаль, гетман Браницкий приказал отрубить ему голову в середине казни. Пришлось выполнить распоряжение. Сдирали кожу уже с мертвого тела. Кстати, по слухам, Гонта в Умани убил своего сына, которого в его отсутствие отдали
в униатское церковное училище.
А этот негодяй Зализняк ускользнул из моих рук! Он достался русским. И те, всего-навсего, высекли его кнутом и сослали на каторгу. Гуманисты чертовы! Их женщин не насиловали и детей не убивали…
ПРОФЕССОР. Конечно. Они же церкви в откуп не передавали.
КОНТУШЁВСКИЙ. Причем тут церкви? Ты там не был, и всего этого не видел. А я — видел. И потому горжусь проделанной мною работой!
ЖОРА. Из-за этого и сидишь в дубе двести лет. И еще сидеть будешь, пока дерево от старости не рухнет. Гордись и дальше.
КОНТУШЁВСКИЙ. Да пошли вы все к черту! Вместе с евреем Циммерманом.
ЛЕНЬКА. А еврей ли я? Может, я, все-таки, мингрел?
КОНТУШЁВСКИЙ. Козел ты, а не мингрел!
ЛЕНЬКА.
ЖОРА. Пошел ты к черту, садист!
ПРОФЕССОР.
ЖОРА. По-моему, отключился.
ПРОФЕССОР. Ну, и бес с ним. Завтра я расскажу вам интересную историю про того, кто сидит в среднем дубе.
ЛЕНЬКА. А почему не сейчас?
ПРОФЕССОР. Дятлы опять принялись за работу. Знаете ли, когда их целый выводок, они долбят, не переставая. В такой ситуации мысли разбегаются в разные стороны.
ЖОРА. Ладно. Всем — до завтра.
ПРОФЕССОР. Пока.
ЛЕНЬКА. Пока.
Мыслетишина
На следующий день
ЖОРА. Ленька, слышишь меня?
ЛЕНЬКА. Слышу.
ЖОРА. Как насчет дятла?
ЛЕНЬКА. Мне кажется, что он сдох.
ЖОРА. Да ну?
ЛЕНЬКА. В натуре. Лежит кверху пузом. Не дышит. Вонять начал.
ЖОРА. Что же ты? Эх, не уследил!
ЛЕНЬКА. Уследишь тут. Что я ему — мама родная, что ли?
ЖОРА. И как нам теперь быть? Заедят же насмерть. Мне кажется, что личинки и червяки — бывшие политики. Ведь из-за политики в мире бывает больше всего жертв. Там, где уничтожены миллионы людей — обязательно мелькнет хвост политики.
ЛЕНЬКА. Ты не прав. Те, по вине которых уничтожены миллионы, в этом лесу
не присутствуют. Скорее всего, для них предусмотрено более веселое место.
ЖОРА. А как же Немо? Сидеть две тысячи лет в образе дерева — уму непостижимо. За что? За уничтоженные миллионы?
НЕМО.
ЛЕНЬКА. Ладно, ладно… Говорить можно все, что угодно. А вот, как было в
самом деле? И никому, главное, не рассказывает. Видать — рыльце в пушке.
НЕМО. Я никого не убивал! Ни разу в жизни! По крайней мере — лично.
ЖОРА. Рассказывай, рассказывай…
НЕМО. Да пошли вы все!
ЛЕНЬКА. Отключился.
ЖОРА. Ничего. Еще пару сеансов перекрестной терапии, и — расколется,
как миленький. Надо просто вовремя дожать.
ЛЕНЬКА. Все это понятно. Но что с дятлом делать?
ЖОРА. Да объявится какой-нибудь новый. Свято место не бывает пусто.
ЛЕНЬКА. Причем здесь это? Я спрашиваю, что со старым делать?
ЖОРА. А что с ним надо делать? Ну, сдох — и сдох.
ЛЕНЬКА. Так он же воняет! Так и будет гнить у меня в дупле? Кто его достанет
оттуда?!
ЖОРА. И похоронит?
ЛЕНЬКА. Чего?
ЖОРА. Ха-ха-ха!
ЛЕНЬКА. Сволочь! Да пошел ты к Контушёвскому в Кодню!
КОНТУШЁВСКИЙ. Всегда буду рад.
ЛЕНЬКА. Идите вы все — куда угодно!
ЖОРА. Обиделся.
КОНТУШЁВСКИЙ. На обиженных воду возят.
ЖОРА. Так, всем пока!
КОНТУШЁВСКИЙ. Вот молодежь пошла. Ни поговорить, ни поругаться. Одна скука…
Продолжительное мыслемолчание
Следующий день
ЖОРА. Ленька, слышишь меня?
ЛЕНЬКА. Слышу.
ЖОРА. Кто-то идет по лесу. Со стороны дубов к опушке. Скоро должен пройти подо мной.
ЛЕНЬКА. Посмотрим.
ЖОРА. Да это же волк!
ЛЕНЬКА. Точно. Седой. Матерый.
ЖОРА. Интересно, может, он тоже бывший человек?
ЛЕНЬКА. Да ну тебя! Людей не хватит, чтобы вселить в каждую зверюгу.
ЖОРА. Может быть. Но этот — знатный экземпляр. Клыки-то какие! На
Контушёвского похож, как две капли воды.
КОНТУШЁВСКИЙ. С чего это он на меня похож, если вы мое лицо никогда не видели?
ЛЕНЬКА. Зачем тебя видеть? И так понятно, что ты — волчара позорный.
ЖОРА. А, может быть, видели? Может, мы в одну из прошлых жизней были гайдамаками? И стояли в Кодне, глядя в глаза этой сволочи, собираясь
мученически погибнуть за «ридну неньку Украину»?
КОНТУШЁВСКИЙ. А-а-а, вот оно что… Как я сразу не догадался! Вы же –
профессиональные бандиты. Да вы были там! Вы были в Умани!
ЛЕНЬКА. Кстати, забыл спросить, тебя кто-нибудь звал в нашу беседу?
КОНТУШЁВСКИЙ. Нет! Но какое это теперь имеет значение?