Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Турчин Валентин

"Историческая задача, стоявшая перед Марксом и Энгельсом, состояла в том, чтобы "поднять восстание против этого господства мысли", как говорится в проекте предисловия к "Немецкой идеологии". В этих нескольких словах действительно резюмируется тот огромный переворот в области философии, ис­торической науки и мировоззрения вообще, который совершен марксизмом. Марксизм поднял восстание против господства мысли, подчинив ее материальной действительности. " [16]

Хороша философия, нечего сказать.

Если даже для мысли марксизм уготовил такую жалкую участь, то что ожидает доброту, терпимость, любовь?

Перестановка двух высших

уровней в иерархии планов поведения, производимая марксизмом, уничтожает общечеловеческие ценности. Для революционера-разрушителя эта операция — сущая благодать. Человека как такового больше нет. Есть только представители различных классов. Классовый интерес — наивысший интерес, а кто говорит, что он думает об общечеловеческих надклассовых интересах,— обманщик. Общество распадается. По отношению к "классовым врагам" все позволено — вот вывод, к которому приходит марксизм и ради которого существует вся его философская часть.

С этой точки зрения интересно сравнить Маркса и Энгельса с Фейербахом. Единственная по-настоящему ценная идея диалек­тического материализма - перетолкование гегелевской диа­лектики в материалистическом духе — принадлежит, как извест­но, Фейербаху. Такое же материалистическое, позитивистское толкование дает Фейербах и религии, в частности христианству. Читая "Сущность христианства", испытываешь порой удивле­ние, как современно это сочинение по подходу, методу, и как много высказанных в нем мыслей сохранило до сих пор свое значение.

Что же не понравилось Марксу и Энгельсу в Фейербахе? То, что в основе социальной философии Фейербаха лежит понятие о человеке и общечеловеческих ценностях. Поэтому марксизм признает Фейербаха материалистом вообще, но объявляет иде­алистом в области истории. В письме Марксу от 19 августа 1846 г. Энгельс дает такую характеристику только что вышед­шей новой книге Фейербаха "Сущность религии": "Если от­влечься от нескольких тонких замечаний, то он, в общем, торчит целиком в старом болоте... Опять все "сущность", "человек" и пр." Особенно возмущает Энгельса, когда в социологическом или философском контексте говорят о любви. В брошюре, по­священной Фейербаху, он пишет: "Мы не должны, однако, забы­вать, что именно за обе эти слабые стороны Фейербаха ухватился "истинный социализм", который, как зараза, распространялся с 1844 г. в среде "образованных" людей Германии и который научное исследование заменял беллетристической фразой, а на место освобождения пролетариата путем экономического пре­образования производства ставил освобождение человечества посредством "любви" — словом, ударился в самую отвратитель­ную беллетристику и любвеобильную болтовню." [17] Это писа­лось в 1888 году. Вероятно, лет на 3040 раньше Энгельс написал бы не "путем экономического преобразования производства", а "путем победоносной пролетарской революции" или что-нибудь в этом роде. С годами он стал менее воинственным, но отвращение к слову "любовь" сохранилось в полной мере. Чтобы убедить читателей в неуместности этого слова, Энгельс несколько раз в своей брошюре прибавляет к слову любовь прилагательное "половая", совершая таким образом явную подтасовку, подлог при обсуждении учения Фейербаха. Он пи­шет: "И таким образом у Фейербаха, в конце концов, половая любовь становится одной из самых высших, если не самой выс­шей формой исповедания его новой религии".¹⁸ Между тем, на этой же странице приводится цитата из Фейербаха, в кото­рой говорится, что "сердце — сущность религии". Сердце, а не половые органы.

Марксизм отличается от других социалистических учений тем, что он последовательно делает ставку на ненависть —

клас­совую ненависть. Кто отрицает ненависть, рассматривается марксизмом как враг — такой же опасный, как и прямой классовый враг. Отсюда и желчь Энгельса по отношению к "люб­ви". Он снова и снова возвращается к этой теме:

"Но любовь! — Да, любовь везде и всегда является у Фейер­баха чудотворцем, который должен выручать из всех трудно­стей практической жизни, — и это в обществе, разделенном на классы с диаметрально противоположными интересами! Та­ким образом, из его философии улетучиваются последние остат­ки ее революционного характера и остается лишь старая песен­ка: любите друг друга, бросайтесь друг другу в объятия все, без различия пола и звания, — всеобщее примирительное опьянение!" ¹⁹

Практичность Маркса и марксистов в великих делах по меньшей мере сомнительна. Отказ от общечеловеческих ценно­стей не про ходит безнаказанно. Сначала объявляются вне закона представители "враждебного класса". Но аппетит приходит во время еды. У Ленина мы читаем:

"Нельзя писать про товарищей по партии таким языком, ко­торый систематически сеет в рабочих ненависть, отвращение, презрение и т. п. к несогласномыслящим. Можно и должно пи­сать именно таким языком про отколовшуюся организацию".

Но ведь "отколовшаяся организация" представляет тот же класс! Читаем дальше:

"... Надо было возбудить в массе ненависть, отвращение, презрение к эти людям, которые перестали быть членами единой партии, которые стали политическими врагами, ставящими на­шей с.-д. организации подножку в ее выборной кампании. По от­ношению к таким политическим врагам я вел тогда — и в случае повторения или развития раскола буду вести всегда — борьбу истребительную".²⁰

Систематически сеять ненависть, вести истребительную вой­ну — это ключевые понятия ленинизма. Теперь этот арсенал при­меняется уже не к враждебному классу, а к соперничающей фракции в партии. Известно, к чему это привело в конечном счете. Волна ненависти и истребления прокатилась по всей стра­не, сметая выдуманные, не существующие реально границы между классами, партиями и фракциями. Ибо только граница, отделяющая человека от животных, существует реально, да и та не является абсолютной. А границ между классами нет вовсе.

У хищных животных, наделенных орудиями убийства, существует система инстинктов, которая не позволяет им убивать друг друга в массовом порядке. У человека таких инстинктов нет, а орудия убийства есть, и много более страшные. Но вместо инстинктов у человека есть культура, а в ней — установления, которые выполняют ту же функцию. Пока культуры были племенными, эти установления относились только к соплеменникам; когда культура стала глобальной, они стали общечеловеческими. Когда эти установления разрушаются, человек превращается в нечто гораздо худшее, чем животное. Теоретическая желчь Энгельса по поводу "старой песенки: любите друг друга" оборачивается на практике Соловками и Магаданом. 

Зачем

"Сколь жалко то общество, — восклицает Маркс, — которое не знает лучшего способа защиты, чем палач!" Но во времена Маркса палач по крайней мере еще не сделался философом...

А. Камю²¹

Но если нигилизм по отношению к общечеловеческим ценностям духовной культуры, который выводится из принципа "бытие определяет сознание", оказывает разрушительное действие на общество, то зачем же нужен этот принцип тоталитарному обществу?