Инфернальная музыка
Шрифт:
– О нет! – Добравшись до гребня, Мадж попятился от друга. – Я-то знаю, куда ведет эта философская трепотня, и не желаю туда шлепать!
Опять – под гору. Еще один ручей на дне балки ни для кого не стал сюрпризом; его пришлось преодолевать точно так же, как десятки предыдущих. А потом – снова карабкаться по склону. Далее наверняка лежали другие кручи, другие речушки, другие гребни.
Мадж отчаянно жаждал перемен. Его бы прекрасно устроил отвесный утес, непреодолимая бездна – короче говоря, любая новизна. Если люди склонны находить уют в однообразии, то выдр оно моментально выводит из себя.
Впрочем,
Время от времени Джон-Том останавливался и подолгу смотрел на запад. Где-то там, в бессчетных лигах, – Озерный край, знакомые места.
Там их с Маджем помнят. Там им всегда рады.
Однако музыка неуклонно летела на юг, в страну неведомую и суровую, и не выказывала ни малейшего стремления свернуть к западу.
«Было бы неплохо, чтобы за всем этим что-нибудь стояло», – невольно думалось Джон-Тому. Если звонкое облачко, заведя их к черту на кулички, вдруг попросту растает, ему, в отличие от Маджа, злиться следует только на себя. А уж выдр даст выход гневу.
Вопреки всему Джон-Том все чаще вспоминал теплую студию и удобную кровать в любимом дереве. Мечтал о стимулирующем присутствии Талеи, о ее вкуснейших блюдах. Она – тоже, пожалуй, вопреки всему – со временем стала великолепной стряпухой. Он с нежностью вспоминал, как спорил с сыном, когда тот возвращался из школы. Тосковал чаропевец по забавным пустяковым происшествиям, отменно скрашивавшим обыденность. Он скучал даже по наставлениям ворчуна Клотагорба, по его беззлобным конструктивным подколкам.
Джон-Том встряхнулся. Все осталось позади, и вернется он домой еще не скоро. А сейчас лучше смириться с облачком таинственных звуков, с унылым, если не откровенно враждебным ландшафтом и с выдром, в чьей жизни нытье занимало едва ли не главенствующее место.
Вдобавок у чаропевца болела спина.
И вообще, что он здесь делает? Почему спит на жесткой земле, почему ест, что удается поймать или подобрать? Что за бес саданул в ребро?
Дни юношеских исканий остались в прошлом, отчего же он сорвался с насиженного места? Он ведь человек семейный, состоит в уважаемом всеми цехе волшебников, в любом уголке Колоколесья, даже самом дальнем, у него превосходная репутация. Ну, в самом деле, что может быть интересного в отупляющей ходьбе по диким холмам Дуггакурра в компании болтливого выдра и непонятно откуда взявшейся и неизвестно чего желающей музыки?
Музыка, словно уловив его настроение, подлетела, окутала звонким теплом – пыталась как могла развеселить и воодушевить. Крапинки плясали перед глазами, звенели настойчиво и оптимистично.
– Да-да, иду, – пробормотал он, хватаясь за ветку, чтобы перебраться через очередное препятствие, и подумал: "Сколько еще мне идти? И как далеко? А вдруг у этих аккордов и цели-то нет никакой?
Этак можно вокруг света обойти и вернуться домой ни с чем. Что, если Клотагорб ошибся и это облачко – никакой не отрывок, а цельная музыкальная мысль, играющая
Понятное дело, такие мысли не ширили его шаг и не поднимали боевой дух, поэтому он изо всех сил гнал их из головы. Тем более что Мадж запасся пессимизмом на двоих.
Слава богу, следующее утро внесло новшество в перенасыщенный борьбой с однообразными геологическими складками поход.
Путешественники очутились на краю обрыва, невысокого, но довольно крутого; внизу не только журчал поток, но и находилась довольно широкая, усыпанная валунами площадка. Речка была помельче, зато и пошире всех предыдущих и стекала в озерцо, где можно было даже поплавать. У естественной плотины скучились морщинистые лилии и какие-то растения с желтыми и лавандовыми цветами; такого богатства красок путники не видели уже много дней. Из зарослей выглядывала и пела земноводная мелочь, охотилась на насекомых, что метались в хрустальных глубинах. Едва ли это местечко могло претендовать на звание райского, но в сравнении с окружающими неудобьями выглядело идиллически.
Маджа не смогла бы удержать никакая сила. Не успел Джон-Том добраться до каменистого берега, как его приятель уже избавился от одежды. Выдр нырнул с разбегу и снова появился уже на середине озера, вспоров воду спиной, как дельфин. Сверкнула мокрая темно-коричневая шерсть; выдр выполнил в неподвижном воздухе великолепное сальто и с широкой улыбкой на морде вернулся к другу.
– Тут глубина не меньше десятка моих ростов, и чисто, и прозрачно – как любимый хрустальный шар на шее нашего старого моллюска. Давай, чувак, прыгай!
Джон-Том с сомнением глядел на зеркальную гладь.
– Ну, даже не знаю…
– Е-мое, кореш, да че ты боишься? Утонуть не дам. – Мадж развернулся, нырнул и снова появился очень далеко от берега. – Здесь и рыба вполне приличная водится. А можа, и ракушки пресноводные на камнях. Давай тут денек проваландаемся, я рыбки на дорогу наловлю.
Отдохнуть давно пора. – Он отмахнулся от повисшей над ушами музыки – похоже, ее озадачила внезапная остановка. – Ну а поводырь очень даже запросто может подождать, пока мы набьем животы приличным харчем.
Джон-Том решил, что Мадж прав, отдых они заслужили. Он начал раздеваться и поймал себя на том, что высматривает подходящий для ныряния камень.
Через час с четвертью Джон-Том, посвежевший и помолодевший, выбрался на берег. Мадж уже развел костер в небольшой пещерке, выточенной на северной стороне обрыва падающей водой. Коротким мечом выдр распотрошил с полдюжины упитанных рыб, которых поймал без лески и крючка. С годами он стал неповоротливее только на суше – как известно, в воде выдры не стареют.
Потом друзья лежали на гладких гранитных плитах и сохли под солнцем, а над костерком шипел и потрескивал улов.
Джон-Том загорал в чем мать родила и глядел в синее небо, обрезанное стенами миниатюрного каньона.
– Знаешь, а ведь я уже позабыл, как это здорово – просто взять да и уйти из дома. Повидать другие края, понюхать другие запахи.
– Ага. – У Маджа даже усы блаженно обвисли. – И никто не пилит: ты такой, ты разэтакий…
Джон-Том повернул голову, взглянул на друга.