Инферно
Шрифт:
— Точно. Хозяин внезапно понял, во что был вовлечен Консорциум, и он ужаснулся. Он немедленно потребовал переговорить с человеком, который знал Зобриста лучше всего — FS-2080 — чтобы понять, знает ли она, что сделал Зобрист.
— FS-2080?
— Извините, с Сиенной Брукс. Это кодовое имя, которое она выбрала для этой операции. Очевидно, это трансгуманистическое явление. И у хозяина не было способа добраться до Сиенны, кроме как через меня.
— Тот телефонный звонок в поезде, — вспомнил Лэнгдон. — Позвавшая вас матушка.
— Что ж, безусловно, я не мог ответить
Лэнгдон безучастно уставился в пол, все еще представляя, как симпатичные карие глаза Сиенны пристально смотрят вниз на него перед тем, как она сбежала.
— Прости меня, Роберт. За все.
— Она жесткая, — сказал человек. — Вы, вероятно, не видели, как она напала на меня в базилике.
— Напала на вас?
— Да, когда солдаты вошли, я собирался крикнуть и выдать местоположение Сиенны, но она, должно быть, почувствовала их прибытие. Она ударила ребром ладони прямо в центр моей груди.
— Что?!
— Я не понимал, что со мной произошло. Видимо какой-то приём из боевых искусств. Оттого, что у меня уже были повреждения, боль была мучительной. Мне понадобилось пятнадцать минут, чтобы восстановилось дыхание. Сиенна оттащила вас на балкон, и никто не успел стать свидетелем произошедшего.
Изумлённый Лэнгдон мысленно вернулся к пожилой итальянке, закричавшей Сиенне — «L’hai colpito al petto!» — и энергичным жестом ткнувшей себя в грудь кулаком.
— Не могу! — ответила тогда Сиенна. — Люди из группы наблюдения и захвата его убьют! Взгляни на его грудь!
Когда Лэнгдон мысленно воспроизвёл эту сцену, то понял, как быстро Сиенна соображает на ходу. Она с умом «перевела» с итальянского сказанное пожилой женщиной. «L’hai colpito al petto» не было предложением Сиенне сделать массаж сердца — это было гневное обвинение: «Вы ударили его в грудь!»
В суматохе происходящего Лэнгдон этого даже не заметил.
Феррис посмотрел на него с огорченной улыбкой.
— Вы, возможно, слышали, что Сиенна Брукс довольно хитрая.
Лэнгдон кивнул. Я слышал.
— Мужчины Сински возвратили меня на «Мендасиум» и сделали мне перевязку. Хозяин попросил, чтобы я приехал для информационной поддержки, потому что я — единственный человек кроме вас, кто сегодня провел время с Сиенной.
Лэнгдон кивнул, сбитый с толку сыпью человека.
— Ваше лицо? — спросил Лэнгдон. — И ушиб на груди? Это не…
— Чума? — Феррис рассмеялся и покачал головой. — Я не уверен, говорили вам уже или нет, но я фактически сыграл сегодня роль двух докторов.
— Простите?
— Когда я появился в баптистерии, вы сказали, что я выгляжу как будто знакомым.
— Так и было. Смутно.
— Я выглядел знакомым, потому что мы уже встречались. Но не в Кембридже. — Глаза человека исследовали Лэнгдона в поисках хоть какого-то намека на узнавание. — На самом деле, я был первым человеком, которого вы увидели, проснувшись этим утром в больнице.
Лэнгдон вспомнил мрачную небольшую палату. Он был под действием лекарств, и его зрение ухудшилось, но он был вполне уверен, что первым человеком, которого он увидел, проснувшись, был бледный, пожилой доктор с густыми бровями и окладистой седеющей бородой, который говорил только на итальянском языке.
— Нет, — сказал Лэнгдон. — Доктор Маркони был первым человеком, которого я увидел, когда…
— Scusi, professore, [101] , — прервал его человек с безупречным итальянским акцентом. — Ma non si ricorda di me? [102] — Он горбился как пожилой человек, приглаживая воображаемые густые брови и поглаживая несуществующую седеющую бороду. — Sono il dottor Marconi. [103]
101
Простите, профессор (итал.)
102
Но разве вы не помните меня? (итал.)
103
Я доктор Маркони (итал.)
У Лэнгдона отпала челюсть.
— Так доктором Маркони… были вы?
— Поэтому мои глаза и показались вам знакомыми. Мне раньше не доводилось носить накладную бороду и брови, и я, к сожалению, не подозревал, что у меня сильная аллергия к клейкой основе — латексной спирторастворимой резине — но было уже поздно, это и привело к раздражению и ожогам кожи. Вам наверняка, жутковато было меня увидеть — учитывая, что вы были предупреждены о возможной близости чумы.
Лэнгдон мог только изумляться, вспоминая теперь, как доктор Маркони чесал бороду, и как после нападения Вайенты остался лежать на полу больницы с кровоточащей раной в груди.
— В довершение всех бед, — сказал человек, показывая повязки на груди, — перед самым началом операции у меня сместился пиропатрон. Я не успел его поправить, и когда он сработал, то оказался направлен под углом. Сломал ребро и нанёс сильный ушиб. Мне весь день было трудно дышать.
Вот я и подумал, что у вас чума.
Человек глубоко вдохнул и поморщился от боли.
— Я думаю, настало время мне снова присесть. — Удаляясь, он жестом указал назад. — Похоже, что у вас есть компания.