Информаторы
Шрифт:
Похлопав Гришку по руке, дед пошел к своей шконке.
Остаток вечера Парфен пролежал, изредка поглядывая на азербайджанцев. Те долго сидели в углу и, казалось, не обращали на сокамерников ровным счетом никакого внимания. Они тараторили на своем языке, что-то горячо обсуждая, а затем расползлись по своим шконкам.
Длинный летний день потихоньку угомонился, и все живое стало отходить ко сну. Заснула и старая тюрьма. Не спали только надзиратели и Парфен. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок. Затем повернулся на бок, пытаясь в темноте разглядеть лежащего
«А может, это он специально? — засомневался молодой человек. — Чтобы я бдительность потерял!»
Послушав еще, он признался себе, что уж больно натурально у лежащего напротив получалось изображать спящего.
«Да хрен с ним! Так все нервы изорвать можно! Все равно спит! Я-то точно не буду! Как-нибудь потерплю до утра!» — решил Григорий, раздражаясь сам на себя за чрезмерные переживания.
Он долго лежал, ни о чем не думая. За последние несколько дней голова просто распухла от разных мыслей, порой очень противоречивых, так что Гришка просто лежал и таращился в темноту. Потом он устал от однообразия и повернулся на бок.
Дверь лязгнула неожиданно, и прозвучала знакомая команда, только в ней присутствовала поправка, заставившая сердце Парфена в который раз за последние дни екнуть:
— Парфенов, на выход с вещами!
«С вещами? Почему с вещами?» — туго соображал он, быстро собирая свою сумку. Толстолицый охранник, который охранял его в сизо МУРа, стоял около двери и глупо улыбался. Когда парень вышел из камеры, он лязгнул стальной громадой и смущенно развел руками:
— Иди, молодой человек, ошибочка вышла!
— Куда? — опешил Гришка.
— Я тебя провожу, — на ухо, словно по секрету, сообщил толстомордый парню. — Иди за мной!
Заинтригованный Гришка пошел следом. Внезапно яркий солнечный свет на мгновение ослепил его, и Гришка, зажмурившись на мгновение, прикрыл глаза тыльной стороной ладони.
«Откуда столько! Почему все белое?» — поразился он и неожиданно услышал за спиной голос Тарасова:
— Потому что наступила зима, пока мы валандались!
Затем он сокрушенно вздохнул и, потупив глаза, совсем как провинившийся школьник выдал:
— Прости меня, Парфен! Теперь понятно, что ты совершенно невиновен! Иди домой!
«Как домой? Как невиновен?» — поразился Гришка, тараща изумленные глаза на враз поглупевшего следователя. Но тот ничего больше не сказал, только сделал ручкой, гадливо улыбнулся и куда-то пропал в одно мгновение!
Гришка оказался среди домов, причем место это мало напоминало Москву. Парфен напряг память, и ему припомнилось, что когда-то он уже это видел. Снега не осталось и в помине! Старые серые дома освещали незнакомые фонари. Попалась надпись на английском. «Салун» — перевел Парфен и вдруг сообразил, что он каким-то непостижимым образом из родной Москвы попал в Чикаго тридцатых годов. Именно таким он видел его в известном кинофильме.
Вылетевшая из-за угла старомодная машина желтыми кружками фар скользнула по стене дома и нацелилась в него, разом ослепив!
«Бежать!» —
Но, странное дело, машина все оставалась позади и не нагоняла его, хотя бежал он уже долго!
Затем Гришка, понимая, что от машины ему все равно не убежать, завернул за очередной угол и метнулся к открытой двери гаража в надежде спрятаться от преследовавших его гангстеров. В том, что это именно они, Парфен нисколько не сомневался!
Он забился в угол, сердце от страха гулко колотилось. Казалось, он слышал каждый шорох в темном помещении. Вот на улице взвизгнули покрышки догонявшего авто, деловито хлопнули разом двери. Торопливые шаги и людские голоса, уверенные и веселые, слились в один гул.
Заскрипела дверь гаража, и сразу полоска желтого света упала на Гришку. Парфен оцепенел. Он видел силуэты четырех парней, и в руках у них были автоматы. Бандиты шли к нему. Гришка хотел бежать и не мог сдвинуться с места. Хотел закричать, но тяжелый язык не ворочался! Единственное, что он мог делать, так это смотреть на приближающуюся смерть. В том, что дело обстоит именно так, не могло быть никаких сомнений!
Неожиданно щелкнул выключатель, и стало светло. Гришка с удивлением обнаружил, что находится в их собственном гараже, только старый отцовский «жигуленок» куда-то подевался. И Чикаго, и гангстеры… Впрочем, один остался, и этот один был ему хорошо знаком. Волосы дыбом встали, когда Парфен увидел из своего угла приближающегося к нему Самосвала с веревкой в руках.
— Ну что, братан, потолкуем? — голос амбала, больше похожий на звук, издаваемый двигателем одноименного с ним агрегата, был неестественно громок.
— Эй, братан, проснись! — услышал Гришка откуда-то издалека другой голос и одновременно почувствовал, как его кто-то тряхнул.
Разлепив веки, он сонно уставился на физиономию Калгана. Еще не отойдя от ночного кошмара и увидев лицо человека, потенциально опасного для себя, Гришка судорожно подался назад и сел на шконке, максимально отодвигаясь от сокамерника.
— Чего, — осклабился тот, — кошмарики мучают?
Его водянистые зрачки, как ходики часов, двигались влево-вправо, пасть растянулась в глумливом оскале. Неприятный сосед был доволен испуганным видом Гришки. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, затем Калган молча пошел к умывальнику и, сунув руки в карманы своих штанов, начал насвистывать что-то блатное.
— Эй, ты скоро? — нагло поинтересовался он у умывающегося Цыгана.
Тот молча посторонился и торопливо вытерся висевшим на плече полотенцем.
Гришка проводил его фигуру долгим взглядом и, услышав негромкое покашливание, обнаружил рядом с собой Ворона.
— Ты кричал во сне, — тихо сказал тот, скорее всего объясняя, как Калган оказался рядом с Гришкиной кроватью.
«Так я все же уснул!» — запоздало понял Парфен, протирая ладонями глаза.
Старый урка-«прошляк» тоже, как видно, подумал об этом и, выразительно глянув на парня, отошел к своей шконке.