Ингвар и Ольха
Шрифт:
Несмотря на усталость, сон не шел. Лежала, прикрыв глаза, даже сделала дыхание ровным. Пусть думает, что она спит. Она не желает слышать его ненавистный отвратительный голос. Который даже ее может взять по праву победителя.
Ее плечи зябко передернулись. Да, она в руках врагов, захвативших ее в плен. И единственная ее защита, что она слишком ценная добыча, чтобы поступить с нею вот так. Олег старается подчинять племена без лишней крови. Он бережет как русов, так и жизни славян. Не из жалости, конечно. Если раньше как волк нападал на
«Я добыча, с которой вынуждены обращаться бережно». С этой успокоительной мыслью она наконец позволила себе медленно погрузиться в теплый сон.
Закричал петух. Ингвар вздрогнул:
– У, горлопан! Зачем орать так рано?
С порога ответил сильный мужской голос:
– Чтобы его услышали. Когда проснутся куры, это будет невозможно.
Вошел Рудый, хитрый и с таким лицом плута, что как-то забывалось, что у него плечи дай Бог каждому, мышцы как булат, дерется двумя мечами, равных в поединках не знает. Однако такие победы он не ценил, а вот надуть кого или посадить в лужу – это для Рудого было как услышать пение небесных птиц.
Ингвар встал, сразу же бросил тревожный взгляд на пленницу. Ольха уже проснулась, но осталась под тонким одеялом. Ее женственная фигура обрисовалась так четко, что Рудый восторженно присвистнул:
– Вот это да! Ингвар, продай ее мне.
– Не для продажи, – буркнул Ингвар.
– Нет? – удивился Рудый. – А для чего ж еще? А, для себя наконец решил завести… Что ж, такая девка аскета заставит выйти из пещеры!
– Рудый, – сказал Ингвар, морщась, – это княгиня древлян. Я везу ее в Киев к Олегу, пусть решит ее судьбу сам.
Рудый оценивающе рассматривал Ольху, что ответила холодным взглядом, уже поняв его суть, возмутился:
– Что ты все на старика да на старика! Ему помогать надо, а не перекладывать все на его плечи. Давай ее судьбу решим прямо сейчас. Если не хочешь продать, то давай разыграем в кости!
Ингвар торопливо одевался. Ольха отвернулась к стене, услышала его недовольный голос:
– Все знают, как играешь. У тебя кости особые.
– Твои кинем!
– И на них порчу наведешь. Нет, я везу ее в Киев к Олегу!
Рудый выставил перед собой обе ладони:
– Ну-ну, зачем кричать? К Олегу так к Олегу. Твоего коня уже седлают, пора ехать. Солнышко подсушивает землю, к обеду обнимешь великого князя.
Ингвар раздраженно обернулся к Ольхе:
– Долго будешь лежать? Вставай, а то подниму силой.
Рудый захохотал, глядя то на ее лицо, то на Ингвара. Наконец ухватил его за локоть, потащил к двери:
– Может быть, я делаю ужасную ошибку. Может быть, она рассчитывает, что грубо сорвешь с нее одеяло, заставишь встать…
– Я это и собирался сделать! – воскликнул Ингвар уже с порога, он не давал
– …встать голой, – продолжал Рудый невозмутимо, – чтобы ты узрел все ее прелести…
Ингвар исчез, будто оттуда выдернули. Рудый подмигнул Ольхе, ушел и плотно закрыл за собой дверь. Ольха сердито сбросила одеяло. Ее платье, распятое на стене, за ночь высохло, как и башмачки, что стояли подле очага, но только Рудый заметил, что она лежит под одеялом совершенно обнаженная!
Воздух во дворе был свежий, чистый, как вода в колодце. На синем-синем небе солнце было вымытое, ясное. Весело и счастливо верещали птицы, ласточки носились высоко, а еще выше, настолько, что стал невидимым, рассыпал трели жаворонок.
Дружинники выводили коней, оседланных, собранных в дорогу. Возле колодца плескался огромный грузный человек. Ольха по седому чубу на бритой голове признала Асмунда. На него лили ведрами воду, он довольно ревел, фыркал, по-медвежьи бил себя кулаками в грудь. Бухало, будто стучал в исполинское било.
Двое младших дружинников почтительно держали его доспехи. Ольхе показалось, что держат с натугой, покраснев от усилий.
Незаменимый Влад, пока Ингвар спал, поднял и собрал всю дружину. Тому оставалось только влезть в седло своего Ракшана, жеребец был бодр и весел, да посадить и связать пленницу.
Когда выезжали со двора, Ингвар с удивлением уставился на одного парня в толпе зевак, что смотрели на вооруженных русов через плетень. Тот был в плечах косая сажень, ростом не уступал русам, а грудь была широка, как амбарная дверь. Голубые глаза смотрели ясно, без страха и удивления. Судя по могучим рукам, больше похожим на бревна, и ладоням, как лопаты, он легко ломает подковы, а если поднатужится, то и по две разом.
Ингвар остановил коня, указал на парня:
– Эй ты! Подойди-ка ближе.
Парень не сдвинулся. Глаза стали угрюмыми, в них медленно проступила злость, упрямая решимость. Дружинники заехали с двух сторон, кольнули его копьями. Нехотя он перелез через плетень. Ноги его были в лаптях, но и сквозь простые портки из полотна Ингвар угадал сильные мышцы, когда коленями можно так сжать коню бока, что захрипит и падет замертво.
– Пойдешь с нами, – велел Ингвар. Парень смотрел прямо на горло воеводы, пальцы непроизвольно сжимались, будто уже дотянулся до врага.
– На продажу его? – спросил Павка.
– Нет, слишком хорош, – бросил Ингвар. – Жаль упускать такого богатыря. Он лучше будет смотреться в нашей дружине, чем с ярмом на шее!
Дружинники заговорили, на парня посматривали весело, уже по-дружески. Павка похлопал парня по спине, широкой, как склон горы.
– Поздравляю! С тебя кубок медовухи.
Парень тряхнул плечом, сбросил руку руса. С другой стороны парня уже хлопал по плечу Боян.
– С нами не соскучишься! Получишь меч, доспехи, доброго коня, две серебряные гривны на прокорм. Все девки наши, все подвалы с бражкой… Эх!