Инициатор
Шрифт:
Даниил подошёл к стене и повёл худыми пальцами по надписям. «Тихонов», «Кравчук», «Токер», «Ли», «Наврузов», «Сейсани», «Дьячко», «Васильев», «Данилов», «Хабибулин», «Шольц»…
– В Иерусалиме, - тихо сказал он. – Есть такое особенное место… Ровная площадка, где в давние времена стоял огромный Храм… Он был так огромен и хорош, что им во все века хотели обладать люди разных вер. И воевали за него.
Он замолчал, опустив руку, и Алиса нетерпеливо нахмурилась:
– И что?
– Ничего, - пожал он плечами. – Войн было так много, что от него почти ничего не осталось. А на его обломках построили храмы разных вер. Православные,
– Это ты к чему? – подозрительно спросила она.
– Ни к чему, - махнул он рукой.
– Где тут твоя точка контакта?
– В церкви.
– Оставайся, я пойду.
– Зачем?
– Я огляжусь, уверюсь, что тебе ничего не угрожает, и пойдёшь ты. Меня не жалко, да за мной и не охотятся.
Алиса задумчиво прикусила губу, разглядывая спутника. Он стоял возле белой стены, резко выделяясь на её фоне – чёрный худющий силуэт с провисающей одеждой, поникшими плечами и длинными спутанными волосами, до которых до сих пор не добралась расчёска.
– Это церковь, - напомнила она. – А к церкви бет не может подойти. Возле неё тебе станет плохо, и ты сбежишь.
– Почему? – спросил он, всё ещё трогая ладонью надписи на стене.
– Такова природа йаха. Церковь неприятна нам. Но альфу держит его долг и причастность, а бет может пройти внутрь, только преодолевая себя, свой страх и боль. А на это способны лишь те, кто понимает свою греховность и высокое желание очиститься.
Даниил покачал головой:
– Я не помню своей человечьей жизни. И потому не чувствую себя греховным, - хмуро отозвался он. – Я пройду.
Алиса, усмехнувшись, пожала плечами и объяснила, как найти исповедальню в храме.
Даниил скользнул к входу на территорию Храма и скрылся за решёткой, легко проникнув между прутьев. Девушка лишь покачала головой, вглядываясь в то, как худющая фигура тёмным мазком тени ползла по серой асфальтовой дороге к порогу Храма. Вскоре бет исчез в здании, открыв высокую толстую, но незапертую дверь.
Смотря в холодные стреловидные окна, Алиса задумчиво улыбалась и накручивала на палец тонкий рыжий локон, выпавший из узла. С севера подул ветерок, заколыхал кусты, луна дрогнула на небе, словно была лишь отражением в воде…
Внезапный звон разбил ночную тишину.
– Засада! – истошно завопил Даниил, выпрыгивая – почти вываливаясь – из высокого окна, - Беги-и-и!
Она взъерошилась, приседая перед прыжком. И в тот же момент со всех углов переулка замелькали быстрые тёмные фигуры.
…
Глава 22 Засада.
Мысли Алисы заметались. Уйти ещё было возможно – люди бежали по асфальту, а выше, над их головами оставалась открытой дорога по фасадам на крышу и дальше, дальше… Но под окнами Храма выл, змеясь по земле, бет – то ли раненный, то ли мучимый чем-то нетелесным. Алиса вздрогнула всем телом, принимая решение, и бросилась на решётки ворот. Прыжок! Прикосновение к металлу – танцующее, легкое, порхающее движение между острых пик решётки, - и мощный рывок со стены в сторону церкви. И уже падая на ухоженный газон, Алиса поняла, отчего выл, метаясь, Даниил – в лунном свете земля вокруг храма блестела, словно от инея. Соль.
Алиса упала, группируясь в мучительном ожидании. Падение, перекат – и она зашипела. Будто живьём начали свежевать! Обожжённая
Зарычав сквозь стиснутые до ломоты хищно-острые зубы, Алиса рывком вскинула бессознательного товарища вверх и пошла по скрипучей под ногами солёной корке. Она была одета, обута, но и сквозь одежду кожу жгло, выжигая до пергаментного хруста. И идти быстрее не могла – бет лежал на её плечах, отягощая безвольным грузом, и она боялась уронить его.
Давя рык, Алиса выбралась за пределы соленого газона, и опустила бета на асфальт. Даниил не отреагировал, свалившись так безвольно, словно пакет, наполненный студнем. У самой Алисы горело всё тело, хотелось окунуться в холодный снег и замереть в нём, погрузившись в спасительный сон. И даже холодный ветер, внезапными порывами рвущий тишину, не спасал. А тьма вокруг уже ощеривалась стальными иглами, и она ощущала напряжение стиснутых спусковых скоб.
– Инициатор! Именем Отца и Сына и Святого Духа!
Тяжело дыша, Алиса остановилась и повернулась на голос.
Человек, вышедший на порог Храма, был ей незнаком, но спутать стать, твердость и профессиональную выправку подготовленного инквизитора, было бы невозможно. Знала она за ними нечто особенное, что отличало их от других людей. Может быть, уверенность в собственной непогрешимости? Неторопливо, уверенно инквизитор сошёл вниз с крыльца, не сводя с неё глаз, и обвёл рукой территорию:
– Ты в ловушке. Сдавайся и суд учтёт это.
Алиса глухо зарычала. Волосы у корней встали дыбом, став шапкой-гривой, зубы хищно обнажились, а ладони стали узловатыми, с тёмными крепкими пластинками когтей. Трансформация проходила уже помимо участия сознания – боль заставляла меняться почти мгновенно.
– За что?! – глухой вопрос – то ли рык, то ли верещание – вряд ли понял бы кто-то из людей, но инквизитору переводчик не понадобился:
– Тебе вменяется в вину убийство Человека.
– Я не виновна!
Инквизитор опустил ладони, призывая к тишине и спокойствию, и ответил:
– Это ты можешь рассказать суду. Ты знаешь, святая церковь милосердна и умеет выслушивать. Она несёт любовь и понимание, и даже, если ты совершила злодеяние, только у нас ты можешь рассчитывать на милосердие и прощение.
– Я не виновна! – упрямо повторила она, оглядываясь. Даже не видя, она чувствовала в темноте напружиненных охотников, ощущала знакомый чуть сладковатый запах пота людей, не применяющих в пищу мясного, не пьющих алкоголь, не курящих и не позволяющих в своей жизни иных излишеств. И это пугало.
– Тогда тебе не о чем беспокоиться, - кивнул инквизитор. – Иди со мной, и мы во всём разберёмся.
Блеск справа!
Алиса пружинисто обернулась в сторону неосторожного сверкания. За бушующей обильным цветом сиренью едва угадывался тёмный силуэт человека, держащего её под прицелом. И светился случайно оставленный на иссиня-чёрной рубашке серебряный крестик. Алиса напрягла зрение. Листья сирени метались под ветром, то открывая, то закрывая крестик, метались, метались… Миг! – и стало видно. Крестик без распятья, но с маленькими рубинами по краям.