Инициатор
Шрифт:
– Ваши тела станут оружием! Ваши сердца будут хранить верность и понимание! Ваши души….
А потом и этих кратких фраз не стало для Алисы – лишь биение сердца опустилось ниже, в чашу живота и там забилось, словно кипящее варево под крышкой и от этого стало горячо и хорошо.
– На ваши плечи падает миссия защиты добродетели от порока!
– И сказал Господь…
– Аминь!
Алиса вскочила вместе со всеми и, вскидывая руки, прыгая на месте и шало оря, потрясала ножами и искала среди лиц подруг – безумных, восторженных, диких, -
Диана, размахивая кудряшками, вытанцовывала что-то необузданно дикое, и юбка подрясника кружилась, словно у настоящей цыганки…
Лиля стояла возле стены, сцепив руки перед собой, и безостановочно кивала, не прекращая молиться – губы шевелились, а по щекам стекали слёзы…
Надя – Дива – расцарапывала себе лицо, мотаясь из стороны в сторону, и глаза её пугали небывалой пустотой…
Света – Кузя – лежала на полу и стонала, обхватив себя руками…
Алиса кружилась, кружилась, ножи взлетали, взлетали…
Сестра Софья, напряжённо стиснув в руке стакан с водой, отвернувшись, смотрела в окно, а в воду бесшумно что-то капало с её подбородка…
Неизвестная женщина, кивнув сестре, поправила костюм и направилась к выходу…
Алиса кружилась, ножи взлетали…
Лицо сестры Пелагеи возникло перед ней внезапно. Среди прочих – диких, безудержно-шалых, - спокойное, уверенное и светлое. Она смотрела холодно и сурово. И Алиса остановилась, опуская ножи.
Зажмурилась от неожиданной боли, сжавшей голову в тиски. Мгновение!
Когда открыла глаза – рядом не было ни сестры Пелагеи, ни подруг.
Она лежала на холодном полу тренировочного зала и со всех сторон, сквозь разводы и трещины, на неё смотрели воины, побеждающие змеелюдей. И в их глазах не было ненависти, только усталость.
Впрочем, и в глазах побежденных она не увидела ни ярости, ни ненависти, ни даже страха…
…
Глава 40 Спор.
В церквушке, не смотря на тёплые летние ночи, было холодно и сыро - испарения от земли проникали снизу, оседали каплями на стенах и иконах и стекали вниз, словно слёзы.
Отец Владимир втолкнул в тёмный зал командора Борислава, дождался, когда Алиса втащит Даниила, и со всей силы потянул створки – двери с грохотом встали на место, закрывая вход. Запер на мощный засов – только свет полной луны в ажурных окнах и негасимая лампадка над алтарём освещали зал.
– Здесь пока безопасно, - хмуро прокомментировал отец Владимир. Подошёл к лампадке, стал зажигать и относить по углам свечи.
– Пока, - усмехнулся командор Борислав. – Вас найдут, где бы ни были.
Локти его были стянуты ремнём за спиной, с ног сняты ботинки, а торс
Алиса уложила Даниила подальше от командора, к самому преддверью алтаря, и села рядом, прижалась спиной к стене и опустила ладонь на лоб бета. От него тянуло жаром и холодом одновременно – разорванная шея парила от поднявшейся температуры, а тело стало негнущимся и холодным, словно у покойника. Веки едва колыхались и недавно отросшие ресницы неуловимо вздрагивали на тонкой молодой коже. Алиса следила за дыханием бета и иногда неосознанно запускала пальцы в едва подросшие волосы.
– Питание, - отец Владимир подошёл и, не наклоняясь, показал ей тёмную бутылку.
Алиса подняла взгляд на священника и покачала головой. Снова заворотило.
Священник поджал губы и нахмурился.
– Вы всё ещё уверены, отец Владимир, что идёте верной дорогой? – внезапно вполне серьёзно спросил командор Борислав.
Отец Владимир обернулся к нему, посмотрел задумчиво:
– А вы? Встречая препятствие, считаете, что это знамение неверного пути?
Командор снова насмешливо скривил губы и отвернулся.
– Разве дорога, ведущая к свету, не имеет камней на пути?
– покачал головой отец Владимир и снова посмотрел назамерших в малоподвижности йахов: - Дорога добра – дорога преодоления. Там, где человек изворачивается, обходя камни, где сдаёт назад в страхе, где решает, что лучше просто, чем тяжело – там рождается дорога зла и лжи. И это не наша дорога.
Он дёрнул головой, словно перебивая себя, и стремительно ушёл к командору. Не церемонясь, схватил его за плечо, разворачивая спиной, и проверил ремень на локтях. Лицо наставника стало равнодушным, но белизна и пот на лбу выдали его страдание.
Священник отконвоировал командора в угол притвора и сухо приказал:
– Присаживайтесь, командор. На седалище.
Отец Борислав молча опустился на холодный пол.
– Ноги, - коротко приказал священник. Пистолет в его руке весомо направился в голову пленнику.
Тот глянул снизу вверх на старого инквизитора и, не переча, сложил ноги кренделем, подтянув стопы к бёдрам. Алиса знала эту позицию по медитациям – помогая сосредоточиться на запредельном, она и приводила в оцепенение, из которого без посторонней помощи подняться было сложно.
Отец Владимир отошёл от командора на несколько шагов и, не опуская пистолета, сел напротив. Теперь они смотрели друг другу в глаза. Старый священник сидел прямо, в традиционной позиции на коленях, а пленник из-за заломленных за спину рук, немного наклонялся вперёд, и казалось, что его широкая массивная фигура пытается нависать над старцем.
– Я хочу понять… - негромко начал отец Владимир. – Почему за отродьем, которое губит женщин и искривляет веру, больше года идёт охота без результата?