Инквизиция Cредневековья
Шрифт:
Аббат Эльфеж Вакандар в своей книге «Инквизиция» пишет, что инквизицию нужно рассматривать и судить не только по поступкам, но и в сопоставлении с моралью и представлениями о правосудии того времени. По его мнению, «мы должны изучать и судить этот институт объективно» и не «сравнивать его эксцессы с предосудительными действиями других трибуналов» [12] .
Развивая эту идею, аббат Вакандар предупреждает: «История инквизиции неизбежно вскроет дела, о существовании которых мы даже никогда не подозревали, но наши предрассудки не должны служить помехой для честного отношения к фактам. Единственно чего мы должны страшиться – это упрека в том, что мы боимся правды» [13] .
12
Vacandard, Elphege. The Inquisition. A Critical and Historical Study of the Coercive Power of the Church. New York, 1940. P. V–VI.
13
Ibid. P. VIII–IX.
Далее,
14
Ibid. P. 187.
Шарль Пишон, автор объемной книги о Ватикане, также призывает оценивать инквизицию «исторически, без страстей и предубеждений» [15] . Он пишет: «Святая канцелярия, прежде всего, была реакцией, часто грубой, как обычаи того времени, часто произвольной, как трибуналы всех времен, реакцией общества, которое защищается» [16] .
Именно с этих позиций рассматривает деятельность инквизиции богослов и философ А.В. Кураев. Вот его соображения: «Согласно настойчиво повторяющейся, хотя и непроверенной легенде, инквизиционные трибуналы Средиземноморского региона были фанатичными и кровожадными, а испанская инквизиция являлась самой жестокой из всех. Само слово „инквизиция“ давно стало синонимом нетерпимости. Однако когда историки, наконец, стали систематически изучать огромный массив протоколов инквизиций, были получены совершенно иные результаты, и постепенно начало вырабатываться новое представление о них. Сейчас, пожалуй, уже можно говорить о всеобщем признании двух принципиальных выводов, хотя исследования еще не завершены. Во-первых, средиземноморские инквизиции были менее кровожадными, нежели европейские светские суды <…> Второй важный вывод состоит в том, что средиземноморские инквизиции, в отличие от светских судов, выглядели более заинтересованными в понимании мотивов, двигавших обвиняемыми, нежели в установлении самого факта преступления. Ранее представлялось, что инквизиторы, тщательно соблюдавшие анонимность своих информаторов, в меньшей степени заботились о правах обвиняемых, чем светские суды. Но последние исследования показывают, что инквизиторы были более проницательными психологами, нежели светские судьи, и оказывались вполне способными прийти к корректному – а зачастую и снисходительному – приговору. В целом они, в отличие от светских судей, почти не полагались на пытку, чтобы убедиться в истинности утверждений обвиняемых. Инквизиторы пытались проникнуть в сознание людей, а не определить правовую ответственность за преступление, поэтому протоколы инквизиторских допросов выглядят совсем иначе, чем протоколы светских трибуналов, и предоставляют историкам богатый материал об обычаях и народных верованиях… В отличие от светского судопроизводства того времени, суды инквизиции работали очень медленно и кропотливо. Если одни особенности их деятельности – такие, как анонимность обвинителей, – защищали информаторов, многие другие обычаи работали на благо обвиняемых. Поскольку инквизиторы в меньшей степени заботились о том, чтобы установить факт совершения преступления – ереси, богохульства, магии и так далее, – но, скорее, стремились понять намерения людей, сказавших или сделавших подобное, они, главным образом, различали раскаявшихся и нераскаявшихся грешников, согрешивших случайно или намеренно, мошенников и дураков. В отличие от многих светских уголовных судов <…> инквизиторы мало полагались на пытку как на средство установления истины в сложных и неясных обстоятельствах. Они предпочитали подвергнуть подозреваемого многократному перекрестному допросу, проявляя подчас удивительную психологическую тонкость, чтобы разобраться не только в его словах и действиях, но и в его мотивах» [17] .
15
Pichon, Charles. Le Vatican. Paris, 1960. Р. 251.
16
Ibid.
17
Кураев, Андрей. Неамериканский миссионер. Саратов, 2005. С. 21–22.
Этот же автор утверждает, что «инквизиция функционировала как учреждение, скорее защищающее от преследований, нежели разжигающее их», что «церковные кары для чародеев были мягче того, что могла бы сделать с ними толпа» [18] .
У аббата Эльфежа Вакандара нашелся целый ряд близких к церкви последователей, которые продолжили излагать историю инквизиции, пытаясь понять и оправдать ее действия. В частности, епископ города Бовэ Селестен Дуэ в своей книге об инквизиции, изданной в 1906 году, пишет: «Трибуналы инквизиции способствовали сохранению цивилизации эпохи, ибо они укрепляли порядок и препятствовали распространению острого зла, защищали интересы века и действенно охраняли христианскую идеологию и социальную справедливость» [19] .
18
Там же. С. 25.
19
Douais, Celestin. L’Inquisition, ses origines, sa procedure. Paris, 1906.
Кроме того, он утверждает, что создание инквизиционных трибуналов было в интересах еретиков, так как спасало их от погромов, массовых расправ и бесконтрольных преследований со стороны светских властей, заинтересованных в присвоении их собственности. Инквизиция, согласно Селестену Дуэ, обеспечивала «справедливый» суд.
Примерно эту же мысль высказывает и английский писатель Гилберт Кит Честертон, заявляющий, что «во времена Торквемады существовала, по крайней мере, система, которая могла в какой-то степени обеспечить справедливость и мир» [20] .
20
Chesterton G.K. The Collected Works. Tome 37. San Francisco, 2012. P. 38.
Богослов и философ А.В. Кураев констатирует: «Инквизиция хотя бы предоставляла слово самому обвиняемому, а от обвинителя требовала ясных доказательств <…> В итоге – ни один другой суд в истории не выносил так много оправдательных приговоров» [21] .
Британский историк, живущий в Испании, Генри Кеймен в своей книге об испанской инквизиции отмечает, что архивы инквизиции содержат 49 092 досье, но только 1,9 % из них определяют вину обвиняемого и передают дело светским властям для исполнения смертного приговора. Остальные 98,1 % были либо оправданы, либо получили легкое наказание (штраф, покаяние, паломничество) [22] .
21
Кураев, Андрей. Неамериканский миссионер. Саратов, 2005. С. 21.
22
Kamen, Henry. Inquisition and Society in Spain in the Sixteenth and Seventeenth Centurie. Indiana University Press, 1985. Р. 183.
Конечно, есть и совершенно противоположные мнения. Например, принято утверждать, что инквизиция вообще никогда не оправдывала свои жертвы, что в лучшем случае приговор гласил, что «обвинение не доказано». Якобы даже оправдательный приговор не мог служить препятствием для нового процесса против той же жертвы.
Монах-францисканец из Монпелье Бернар Делисьё, конфликтовавший с инквизицией и требовавший ее отмены, как-то даже в присутствии французского короля Филиппа IV Красивого, пригласившего его к себе в замок Санлис, заявил, что инквизиция могла обвинить в ереси самих святых Петра и Павла, и они были бы не в состоянии защитить себя. Им не представили бы никаких конкретных обвинений, не ознакомили бы с именами свидетелей и их показаниями. «Каким же образом, – спросил Бернар Делисьё, – могли бы святые апостолы защищать себя, особенно при том условии, что всякого, явившегося к ним на помощь, сейчас же обвинили бы в сочувствии ереси?» Приводящий эту цитату американский историк Генри Чарльз Ли в своей «Истории инквизиции в Средние века» добавляет: «Все это, безусловно, верно. Жертва была связана путами, вырваться из которых ей было невозможно, и всякая попытка освободиться от них еще только туже затягивала узлы» [23] .
23
Ли, Генри Чарльз. История инквизиции в Средние века. Том 1. Санкт-Петербург, 1911. С. 284.
На позициях яростного защитника инквизиции стоял известный испанский историк Марселино Менендес-и-Пелайо, умерший в Сантандере в 1912 году. Его взгляды по этому вопросу изложены в трехтомной книге «История испанских еретиков», опубликованной в 1880–1882 гг. Хотя это сочинение было написано автором, не достигшим и 25-летнего возраста, оно основано на огромном количестве источников и считается в своем роде классическим. Подробно рассматривая различного рода ереси, существовавшие в Испании, Марселино Менендес-и-Пелайо не только оправдывает преследование еретиков, но даже воспевает действия инквизиции.
В своих рассуждениях об инквизиции этот автор исходит из следующей предпосылки:
«Испанский гений в высшей степени пропитан католическим духом, ересь среди нас – случайное и временное явление» [24] .
Его в этом поддерживает профессор теологии Николас Лопес Мартинес, считающий, что ересь «нарушает социальный порядок» [25] .
Истинно верующий не может не одобрять действий инквизиции, утверждает Марселино Менендес-и-Пелайо. Он пишет:
24
Menendez y Pelayo, Marcelino. Historia de los Heterodoxos espanoles. Volume 3. Madrid, 1882. P. 284.
25
Lopez Martines, Nicolas. Los judaizantes castellanos y la Inquisicion en tiempo de Isabel la Catolica. Salamanca, 1954. P. 264.
«Кто признает, что ересь есть серьезнейшее преступление и грех, взывающий к небу и угрожающий существованию гражданского общества, кто отвергает принцип догматической терпимости, то есть безразличное отношение и к истине, и к ошибке, тот обязательно должен признать духовное и физическое наказание еретиков, тот должен согласиться с инквизицией» [26] .
Марселино Менендес-и-Пелайо уверен, что даже изгнание евреев из Испании в 1492 году было неизбежным следствием антииудейских настроений, которые преобладали в испанском обществе в XV веке. Он пишет:
26
Menendez y Pelayo, Marcelino. Historia de los Heterodoxos espanoles. Volume 3. Madrid, 1882. P. 284.