"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— О том мы вам сообщим, как только он даст нам знать про это, — отвечал посыльный.
— Я буду ждать.
Он видел, что юристы не очень довольны его мягкостью и тем, что сразу он дал горцам то, чего они просили, и что кавалер слишком уж вежлив по отношению к ландаману и вообще не придерживается протокола и их плана. Но у него был свой план, в который он никого не посвящал, и именно его Волков считал приоритетным, хотя и занесённые в протокол вопросы генерал считал важными.
Именно один такой вопрос и встал неразрешимым противоречием в первый же час переговоров на следующий день.
—
— Отчего же, — воскликнул сразу один из делегатов, выражая притворное удивление, — по какому такому праву?
— Мы как раз рассчитываем на сатисфакцию, — говорит другой и выхватывает из папки бумагу, — вот у нас на тот лес и смета имеется, — он помахал бумагой в воздухе, — сорок тысяч десятин отличного леса, ствол к стволу, здесь всё посчитано, и как раз всё дерево возле реки, его и таскать не надо, срубил, бросил в воду и продал с великой прибылью, если по чести, то и попросим мы немного, за весь лес всего две тысячи гульденов, коли в ваших папских душах осталась правда, так вы о том и спорить не станете, так как леса там на все три тысячи, это не считая валежника, дров, угля и дёгтя, что можно добыть с его остатков.
— В папских душах! — едко повторил Лёйбниц, делая на том ударение. Мол, вы слышали, как он это произнёс.
— Нелепость! Нелепость сия меня смешит! — вслед своему коллеге возражал Крапенбахер, вставая с места. Он-то как раз на «папские души» внимания не обратил, он говорил по существу. — Отчего же господин кавалер Фолькоф фон Эшбахт должен платить вам деньги?
— А отчего же не должен, когда такую ценную безделицу к своим владениям присоединит? Должен.
— Нет, не должен.
— Да почему же не должен? — восклицал один из людей земли Брегген. — Это же какие деньжищи огромные!
— Да потому и не должен, что это кавалер Фолькоф фон Эшбахт тут на вашей земле сидит, а не вы на его, вот поэтому и не должен! — резонно намекал Лёйбниц на победы генерала.
Начались прения и вскоре стали жаркими, причём все шло хоть и в рамках видимой вежливости, но меж собой, так чтобы оппоненты не слыхали, юристы стали именовать противников разными эпитетами, такими как: мошенники хотят… подлецы считают… жалкие воры… эти трактирные жулики думают… И никаких сомнений в том, что противная сторона промеж себя именует его людей как-нибудь так же, у кавалера не было.
И все, кто был на этих переговорах, этой словесной игрой вдруг увлеклись, и отец Семион, который сначала робко, но потом всё смелее стал делать весьма дельные замечания, и присутствующие с обеих сторон офицеры, который стали посмеиваться и даже хлопать в ладоши на удачные выпады своих представителей, и даже совсем молодые люди, такие как прапорщик Максимилиан Брюнхвальд, который, находясь при знамени, даже рот открыл от интереса к происходящему.
И лишь генерал, который воспринимал эти прения больше как торги на рынке и был абсолютно спокоен, вдруг заметил, что таким же спокойным остаётся смуглое, тяжёлое, словно из камня рубленное лицо ландамана. Кажется, господина Райхерда тоже не сильно
«У, дьявол крестьянский, и бровью не поведёт. Видно, плевать ему на этот Линхаймский лес. Кажется, и не заботит он его совсем, как и всё остальное, уж очень самоуверен, впрочем, это показное. Да, это показное, иначе приехал бы он, как и обещал, через неделю, а не через два дня, просто хитрит».
Кавалер вздохнул. Да, с таким человеком будет ему непросто.
Глава 39
Когда требования горцев за лес в результате прений снизились до тысячи флоринов золотом, Волков едва заметно махнул рукой. Нет, он не согласился, он велел адвокатам перейти ко второму вопросу, оставив вопрос с лесом нерешённым.
— Вопрос номер два, — зачитывал адвокат Лёйбниц, — кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт желает, чтобы его рожь, его овёс, его ячмень торговались в земле Брегген беспошлинно.
— Беспошлинно?! — тут же возмущался один из переговорщиков. — А сколько будет той ржи, и того овса, и того ячменя? Может, под видом своего овса нам купцы господина Эшбахта будут продавать весь овёс, выращенный в округе? А мы его без пошлины будем обязаны принять?
— Ограничения! — поддерживает говорившего его товарищ. — Пять тысяч пудов всякого товара из трёх названых.
— Пятнадцать, — начинает торг Крапенбахер.
— Пятнадцать?! — кричит переговорщик. — Это слишком, тогда просим принимать в земле Ребенрее наш лес тоже без пошлины.
— Сие невозможно, — вразумляет крикуна Крапенбахер, — кавалер Эшбахт не может отменить вам пошлину, наложенную герцогом сеньором Ребенрее, кавалер фон Эшбахт может говорить лишь за своё поместье.
— А зачем же мы тогда с ним разговариваем? — задавался вопросом горец.
— Затем, что это он на вашей земле стоит лагерем, а не вы на его, — снова напоминал горцам Лёйбниц.
Но горцы были неуступчивы в переговорах, так же, как и в бою.
— Тогда пусть он на своей земле даст нам построить пристань, — заговорил самый старый из делегации. — Пристань дать — это в силах кавалера, тут герцог не нужен.
Адвокаты посмотрели на кавалера: соглашаться? А тот едва заметно помотал головой: никаких им пристаней. И сказал:
— Я построю сам пристань; коли надо будет, скажите, что дам им построить у реки амбар.
— Кавалер Фолькоф фон Эшбахт не позволит строить у своей земли пристани, но дозволяет купцам земли Брегген поставить у его пристаней амбар.
— Но амбар тот будет большой, — сразу согласились горцы. — И ещё господин фон Эшбахт пусть у пристани продаст земли, чтобы мы там могли построить навесы для леса пиленого, для бруса и тёса.
Лёйбниц и Крапенбахер посмотрели на Волкова. Тот в ответ им кивнул: пусть.
— Эта пожелание приемлемо, — озвучил вердикт Крапенбахер. — Запишем, что будет для купцов Бреггена большой амбар у реки и хорошее место для склада леса.
На этом договаривающимся сторонами было решено сделать перерыв на обед.