"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Волков повалился на что-то мягкое, положил секиру под правую руку:
— Максимилиан, сержант Хольц.
Те сразу подошли.
— Мне нужно поспать хоть немного, думаю, на рассвете мужики начнут дело, хочу быть бодрым к тому времени.
— Я разбужу вас, — заверил его Максимилиан.
— Я пригляжу за вами, — обещал сержант стрелков.
«Хорошо, что пришёл Пруфф, а то без Брюнхвальда совсем плохо».
Больше он ни о чём не успел подумать.
Сначала он не мог понять, что происходит. Вокруг
— Кавалер, кавалер, просыпайтесь, барабаны…
Он садится, откидывает одеяло, его кто-то накрыл, пока он спал, кажется, это денщик Гюнтер. Рядом у него в ногах спит новый его оруженосец Курт Фейлинг, а вокруг всё залито или даже завалено тяжёлыми клубами серого тумана. Такого плотного, словно это вата.
— Барабаны? — он не слышит барабанов, только звуки топоров, пил, заступов.
— Приехал кавалерист из разъезда с восточной дороги, говорит, что у второго брода барабаны бьют.
Волков сразу просыпается, вылазит из телеги, берёт топор, шлем, некоторое время стоит, привыкает к боли в растревоженной ноге, затем идёт к восточному выходу из лагеря. Максимилиан и стрелки охраны спешат за ним.
Всадник ждёт его сразу за частоколом.
— Ну? — спрашивает он.
— Барабаны, господин, — сразу говорит тот, — за рекой у дальнего брода. Бьют «походный шаг».
— Езжай туда, как только начнут переправляться, сразу отходите в лагерь.
— Да, господин, — отвечает всадник и уезжает.
Надо послать кого-нибудь на рекогносцировку, но кого? Рене? Да нет, какой из него разведчик. Хайнквист? Новый человек, Брюнхвальд говорил, что он проявил себя в деле. Один бой — этого мало. Он его не знает совсем. Вилли? Нет, конечно, мальчишка совсем без опыта. Гренер? Да будь у кавалера ещё хоть один кавалерийский офицер, так он сразу снял бы Гренера-младшего с должности. А ему надо всё знать наверняка, но посылать-то некого. Был бы Бертье… Да, но Бертье нет. Волков знает, что ему придётся идти в разведку самому. Как не стало Бертье, Брюнхвальда и Рохи, ему приходится всё делать самому. Потеря опытных командиров — самое худшее, что могло случиться. Сам он их всех заменить просто физически не сможет, даже если и силы в нём будут. Он не выспался, он мрачен, но надевает подшлемник и сверху небрежно нахлобучивает шлем.
По мокрому песку, по росе он спускается к реке. Здесь вообще ничего не видно, туман такой густой, словно молоко. Через него мало того, что ничего не видно, через него ещё ничего не слышно…
Он подходит к самой воде, присаживается, начинает умываться и…
Замирает:
— Слышите? Максимилиан, сержант, слышите?
— Я нет, — отвечает Максимилиан.
— Похоже, лошадь ржала, — говорит сержант.
Да, именно, через плотную пелену тумана с той стороны реки именно эти донеслись звуки.
— Максимилиан, бегом в лагерь, передайте Рене, Хайнквисту и Вилли работы бросить, строиться в лагере.
— Да, да, полковник, — говорит знаменосец
Волков продолжает умываться, но сам больше прислушивается, чем моется, наконец встаёт:
— Сержант.
— Да, господин.
— Останетесь со своими людьми здесь, как начнут переправу или даже просто подойдут к воде, так дадите один залп, чтобы мы знали, что они начали. А потом бегом в лагерь.
— Да, господин.
Волков, хромая в сыром песке, насколько мог быстро пошёл вслед за Максимилианом, ему нужно было ещё осмотреть укрепления, что построили за ночь. Осмотреть, чтобы точно знать, к чему готовиться.
И то, что он увидел, его не сильно порадовало, вернее, не радовало совсем. Восточная стена, что перекрывала дорогу рядом с поворотом к броду, была хороша, поставлена ещё когда он не лёг спать, стояла крепко и окопали её хорошо. Канава под ней была человеку по грудь, спуск лёгок, подъём крут. Попробуй из такой ещё вылези. Рогатки у восточного входа вкопаны надёжно, заточены на восток, телега одна пройдёт, а вот строй солдат нет. Такой проход несложно будет оборонять, особенно если у тебя достаточно стрелков. Тут всё было хорошо. А ещё солнце уже почти вылезло из-за верхушек деревьев. Подул ветерок, туман клочьями разлетался и таял в воздухе, как в волшебстве каком-то. Но рыцарю было не до красот природы.
И первые пятьдесят шагов северной стены тоже были неплохи, а дальше… Брёвна вкапывались неглубоко, держатся не крепко, да и эти окопаны плохо… Сапёры и солдаты второй роты, что ещё работают тут, видят его недовольство их работой, смотрят на него зло, что-то бурчат себе под нос. А к нему бежит устало новый командир второй роты Хайнквист.
— Господин полковник…
— Что это? — сразу выговаривает ему Волков, показывая на кривые и косо вкопанные брёвна. — Кто учил вас, ротмистр, так укреплять лагерь?
— Мои люди еле волочат ноги от усталости, господин полковник, они сутки не ели.
— Вы офицер, Хайнквист, и должны понимать, да ещё и людям своим объяснять, что если не будет укрепления, так им вообще больше поесть не придётся…
— Я пытался…
— Плохо пытались… Плохо, — рычит Волков и, уже успокаиваясь, добавляет, — снимайте своих людей, быстро кормите и стройте.
— Что-то случилось?
— Разъезды доложили, что на том берегу, у дальнего брода, слышны барабаны, играют «походный шаг», а у нашего брода я сам слышал ржание лошадей.
— Пойдут на штурм, думаете?
— Нет, придут поздравить нас с днём святого Енуария, — издевается полковник. — Кормите людей быстро и стройте.
— Вторая рота, бросай работу, сержанты, всех людей ведите в лагерь! — кричит Хайнквист.
— Господин, а жрать дадут? — тут же орут солдаты, что были рядом.
— Дадут. Сержанты, инструменты не бросать, всё нести в лагерь.
— А нам что? — кричат сапёры, тоже останавливая работу, ожидая ответа от офицеров.
— Тоже в лагерь идите, идите есть, — отвечает им полковник.