Инквизитор. Омнибус. Пенталогия
Шрифт:
— Они знали о нашем прибытии? — спросил я, снова обращаясь к хранителю. — Знали, что мы ожидаем встречи?
— Я проверю, — сказал хранитель, который передавал планшет.
Он продолжил подъем по ступеням, и фосфорное свечение его посоха задрожало. Двум другим, похоже, стало не по себе. Я кивком подозвал Виббен, чтобы она держалась поблизости, и пошел за проводником.
Мы догнали его на нижней террасе и обнаружили взирающим на лежащие тела четырех хранителей, чьи светящиеся посохи с шипением угасали поблизости.
— К-как? — Он запнулся.
— Отойди, — произнесла Виббен, вытаскивая оружие.
Крошечная янтарная руна, означающая
Я обнажил свой меч и включил его. Клинок хищно загудел.
Южный вход в гробницу был открыт нараспашку. Оттуда вырывались сверкающие копья света. Все мои опасения наперебой торопились оправдаться.
Когда мы вошли, Виббен поводила из стороны в сторону дулом пистолета. Зал оказался узким, с высоким потолком, освещенным сферическими лампами. Врывающийся снаружи ветер завивал снежные буранчики на отполированном базальтовом полу.
В нескольких метрах от входа в замерзшей луже крови лежал еще один мертвый хранитель. Мы перешагнули через него. От главного коридора в разные стороны расходились проходы, ведущие вдоль гладких базальтовых чертогов, где располагались ряды крионических камер.
Мы шли словно по самому огромному моргу во всем Империуме.
Виббен беззвучно устремилась направо, а я пошел влево.
Признаюсь, что к этому моменту я был сильно взбудоражен, — мне не терпелось покончить с делом, которое так долго не давало мне покоя. Эйклон ухитрялся убегать от меня в течение целых шести лет! И каждый день из этих шести лет я изучал его почерк. И каждую ночь видел сны о нем.
А теперь я мог почувствовать даже его запах.
Я поднял забрало.
С потолка капала вода. Вода Оттепели. Внутри становилось теплее. Кое-где смутные силуэты уже зашевелились в своих ледяных камерах.
Рано! Слишком рано!
Первый человек Эйклона вышел на меня из западного коридора. Я развернулся и отсек ему голову, прежде чем он успел опустить свой ледоруб.
Второй напал на меня с юга, третий — с востока. А затем атакующих стало еще больше. Толпа.
Во время сражения я услышал звуки яростной перестрелки из хранилищ справа. У Виббен неприятности.
Я слышал ее голос по воксу:
— Эйзенхорн! Эйзенхорн!
Я развернулся и снова ударил. Все мои противники были тепло одеты и сжимали ледорубы, в умелых руках представлявшие собой серьезное оружие. Их темные глаза казались остекленевшими, но двигались эти люди быстро. Хотя что-то в манере их движения заставляло считать, что они действуют бездумно, по чьему-то приказу.
В моей руке пел энергетический меч, древнее, благородное и изящное оружие, благословленное самим Ректором Инкса. В пять резких взмахов он переправил моих врагов из мира живых в ад. От луж крови в воздух поднимался пар.
— Эйзенхорн!
Я развернулся и побежал, громко шлепая по залитому талой водой коридору. Впереди опять раздались выстрелы. А затем крик на вдохе…
Виббен лежала лицом вниз поперек трубы морозильника, быстро застывающая кровь приклеила ее к промерзшему пластику. Восемь приспешников Эйклона лежали вокруг. Ее оружие валялось чуть поодаль от ее вытянутой руки, а рядом — израсходованная обойма.
Мне сорок два стандартных года, по имперским меркам я нахожусь в полном расцвете сил, и я молод по меркам Инквизиции. Всю свою жизнь я обладал репутацией холодного, черствого человека. Некоторые называли меня безжалостным, бессердечным, даже жестоким. Это не так. Я никогда не находился
Лорес Виббен служила со мной в течение пяти с половиной лет. За это время она дважды спасала мне жизнь. Она считала себя моим помощником и телохранителем, хотя, по правде говоря, в большей степени была моим компаньоном и другом по оружию. Когда я завербовал ее в клановых трущобах Торниша, то сделал это из-за ее боевых навыков и звериной силы. Но не менее ценны для меня были ее острый ум, находчивость и холодная рассудительность.
Я посмотрел на тело и, кажется, даже прошептал ее имя.
Затем я погасил энергетический меч и, задвинув его в ножны, вернулся в тень коридора. Кроме учащенного звона капели, ничего не было слышно. Вытащив пистолет из кожаной кобуры под левой подмышкой, я проверил обойму и включил вокс. Эйклон, несомненно, контролировал все входящие и исходящие передачи в Молитвеннике Два-Двенадцать, так что я воспользовался глоссией — неофициальным устным шифром, известным только мне и моим ближайшим сотрудникам. Многие (если не большинство) инквизиторы развивают свои личные языки для конфиденциального общения, один сложнее другого. Глоссия, основы которой я разработал десятью годами ранее, была умеренно сложной и органически развивалась по мере надобности.
— Шип запрашивает эгиду, восторженные звери под ним.
— Эгида поднимается, космического цвета. — Бетанкор ответил немедленно и точно.
— Розы шипы обильны, во имя пламенного света полумесяца.
Пауза.
— Во имя пламенного света полумесяца? Прошу подтвердить.
— Подтверждаю.
— Путь фаянсовой бритвы! Изображение цвета слоновой кости!
— Изображение отклонено. Изображение сурового испытания.
— Эгида поднимается. Конец связи. Он уже в пути.
Бетанкор принял известие о смерти Виббен настолько тяжело, насколько я и предполагал. Но это не должно отразиться на его работе. Мидас Бетанкор вспыльчивый и порывистый человек, за что я его, отчасти, и люблю. И использую.
Я снова вышел из тени. Моя облаченная в перчатку рука чувствовала успокаивающую тяжесть пистолета модели «Сципио», стоящего на вооружении в Военном флоте. Тусклый хромированный корпус с инкрустированными щечками из слоновой кости на рукоятке, в пружинной обойме — десять пуль, каждая из которых представляла собой надежный пресекатель человеческой жизни. Еще четыре полные обоймы лежали в моем набедренном кармане.
Не помню точно, где именно я приобрел «Сципио». Он прослужил мне уже несколько лет. Однажды ночью, года за три до сегодняшней, Виббен выдрала потертые керамитовые щечки рукоятки с фабричной штамповкой и девизом Военно-космического флота, заменив их собственноручно гравированными щечками из слоновой кости. «Обычная практика на Торнише», — сообщила она мне, возвращая оружие на следующий день. На новых щечках было довольно примитивное изображение человеческого черепа с прорастающей сквозь глазницу розой, с шипов которой капала кровь. В эти капельки Лорес инкрустировала пунцовые драгоценные камни, дабы пресечь сомнения в том, что это именно кровь. Под черепом корявыми буквами она выцарапала мое имя.