Инквизитор. Омнибус. Пенталогия
Шрифт:
— Сделаю, что смогу. — Она поджала губы. — Проходите в гостиную. Я распоряжусь, чтобы Фейбс принес вам чего-нибудь выпить.
Креция резко развернулась на каблуках и скрылась в глубине дома.
— Итак, — спокойно произнес Эмос, — кто она все-таки такая?
Доктор Креция Бершильд была одним из лучших анатомов на планете. Ее трактаты и монографии широко распространились по всему Геликанскому субсектору. После долгих лет практики в Дорсае и некоторого периода, проведенного на другой планете, Мессине, она заняла пост профессора анатомии здесь, в университариате Равелло.
И давным-давно я чуть
Ста сорока пятью годами ранее, а если быть точным — в 241-м я потерял левую руку в перестрелке на Саметере. Детали того дела не важны и, кроме того, описаны в другом отчете. Меня тогда снабдили протезом, но я ненавидел его и никогда им не пользовался. Спустя два года, оказавшись на Мессине, я устроил все так, чтобы мне пересадили полностью функционирующий трансплантат.
Операцию делала Креция. Заигрывать с женщиной, которая только что пришила вам к запястью выращенную в чане клонированную кисть, не лучший способ искать жену, я понимаю.
Но она была смышленой, образованной, активной и не стала отталкивать меня. В течение многих лет мы поддерживали отношения, сначала на Мессине, затем общались на расстоянии. А потом, как только она вернулась на Гудрун, в Равелло, чтобы получить докторскую степень, я обосновался в Спаэтон-хаусе.
Она очень нравилась мне тогда. И нравится до сих пор. Трудно сказать, можно ли было говорить о чем-то большем, чем нравилась. Мы никогда не признавались друг другу в любви, хотя мне несколько раз хотелось это сделать.
Я не видел ее уже почти двадцать пять лет. В этом и состояла моя вина.
С тех пор как Креция отправилась заниматься Медеей, прошел час. Мы сидели в гостиной. Окна были открыты. Солнечные лучи пронизывали легкий тюль, вычерчивая на полу сияющие прямоугольники. Я наслаждался чистым свежим горным воздухом.
Гостиная была обставлена старинной мебелью. На полках стояли редкие книги и сувениры с разных концов Галактики. Вдоль стен протянулись витрины, в которых хранились тщательно восстановленные древние медицинские аппараты. Не переставая что-то бормотать себе под нос, Эмос с головой ушел в изучение выставленных предметов. Элина устроилась на пуфике и пыталась успокоиться. Я был абсолютно уверен, что она повторяет про себя умиротворяющие упражнения из арсенала Дамочек. Каждые несколько минут она рассеянно убирала пряди каштановых волос со своего изящного лица.
Фейбс вкатил в гостиную серебряную тележку, на которой оказались дрожжевой хлеб, фрукты, масло и только что снятый с плиты черный кофеин.
— Не желаете ли чего-нибудь покрепче? — спросил слуга.
— Нет, спасибо.
Он показал на шелковый шнурок возле двери:
— Звоните, если вам что-нибудь потребуется.
Я разлил по чашкам кофеин, Эмос отрезал себе ломоть хлеба и взял зрелый плойн. Элина воспользовалась щипцами и опустила в маленькую чашечку с полдюжины кубиков янтарного сахара.
— Кто мог это сделать? — немного помолчав, спросила она.
— Что, Элина?
— Кто… кто напал на нас, сэр?
— Сказать честно? Понятия не имею. Я все еще пытаюсь обдумать возможные варианты. Но пока мы не разберемся в этом деле, нам надо где-нибудь спрятаться.
— А здесь безопасно?
— Да, на какое-то время.
— Они были наемниками, — произнес Эмос, стряхивая крошки со
— Об этом я уже и сам догадался, Убер.
— Вспомни пилота, которого ты взял в плен. Ты же видел татуировки на его теле.
— Да, видел. Но не смог их рассмотреть внимательно.
— Базовый футу — язык вессоринских янычар, — продолжил Эмос, отпив горячего кофеина.
— Точно? Ты уверен?
— Вполне, — ответил он. — У этого человека на коже была записана клятва возвращения.
Выслушав Эмоса, я задумался. Вессор — это дикий мир, расположенный на окраине Антимарского субсектора, населенный немногочисленными племенами и известный своими выносливыми и яростными воителями. Представители Империума даже пытались сформировать из вессоринцев гвардейский полк, но оказалось, что ими трудно управлять. С дисциплиной у них проблем не было, но вот верность Терре оказалась для них слишком условным понятием. Они объединялись в кланы и ценили только такие простые вещи, как земля, собственность, родной дом и оружие. Поэтому как наемники они превосходили всех прочих. Они были готовы слепо, яростно и до последней капли крови сражаться во имя Императора, но только при условии, что ценность его имени будет подкреплена серьезным денежным чеком.
Неудивительно, что нападение на Спаэтон-хаус было организовано настолько безыскусно и оказалось таким эффективным. То, что кто-то из нас вообще остался в живых, казалось теперь почти чудом. Я даже порадовался, что до сего момента не знал, кем они были. Если бы мне сказали, что передо мной вессоринские янычары, я мог бы растеряться… вместо того чтобы бросаться на них сломя голову и вытаскивать Медею.
Мне стало жарко то ли от новостей, то ли от солнца, прогревшего гостиную. Стащив накидку Эмоса вместе с кожаным плащом, я закатал рукава рубашки. Не успел я вытащить из-за пояса пистолет, как в комнату вошла хмурая Креция. Увидев оружие, она скорчила совсем уж кислую мину и, сняв хирургические перчатки, ткнула в мою сторону пальцем:
— Выйдем.
Я сунул пистолет под свернутый на столе плащ и проследовал за ней во вторую гостиную. Ставни в комнате все еще оставались закрытыми, на стенах висели многочисленные картины и гололитические оттиски. Креция включила верхний свет.
— Закрой дверь! — приказала она. Я повиновался.
— Креция…
— Не начинай, Эйзенхорн, — она предупреждающе подняла палец, — не стоит. Я серьезно подумываю над тем, чтобы вышвырнуть вас отсюда! Как ты посмел…
— Медея, — решительно проговорил я. — Как она?
— Состояние стабилизировалось. Но не более того. Ей выстрелили в спину из лазерного оружия и рану не обрабатывали в течение нескольких часов. Как, по твоему мнению, она может себя чувствовать?
— Она выживет?
— Если не будет осложнений. Я подключила ее к системе жизнеобеспечения. Сейчас она в палате в подвальном помещении.
— Благодарю, Креция. Я перед тобой в долгу.
— Да, будь ты проклят, так и есть. Это просто неслыханно, Эйзенхорн. Двадцать пять лет. Двадцать пять лет! Я не вижу тебя, не получаю от тебя ни слова, и вдруг ты объявляешься нежданно-негаданно, вооруженный, от кого-то скрываешься, и один из твоих людей оказывается ранен. И ты думаешь, что я должна просто смириться с этим?