Инквизитор
Шрифт:
Я мог бы расспросить его о здоровье, или о его родителях, или о его любимых авторах; я мог бы поинтересоваться его мнением о труде инквизитора или бедности Христовой. Вместо того я задал ему вопрос, который, без сомнения, интересует и вас и на который ему, должно быть, доводилось отвечать не единожды.
— Отец мой, — сказал я, — а вы не состоите в родстве с его святейшеством Папой Иоанном?
Он устало улыбнулся:
— Его святейшество не узнал бы меня, — уклончиво ответствовал он и более никогда не возвращался к этому предмету.
Я так и не выяснил, правда это или нет. По моему мнению, будучи Дюэзом из Кагора, он действительно состоял в родстве с его святейшеством, но по какой-то причине две ветви рода размежевались, отчего Папа Иоанн,
Уйдя от ответа на мой вопрос, отец Августин в свою очередь начал расспрашивать меня. Я зовусь Пейр из Пруя; значит ли это, что я вырос близ первого детища святого Доминика? [9] Не сия ли близость побудила меня вступить в орден? Тон его преисполнен был уважения, и я сожалел, что принужден разочаровать его, сообщив, что род Пейров пришел в упадок задолго до прибытия в Пруй святого Доминика. Уже в те времена крепость была разорена, и сеньорат Пейр отошел семье зажиточных крестьян. Я узнал об этом, изучив старинные монастырские хроники, и они совершенно неожиданно разъяснили одно обстоятельство, которое весьма тревожило меня, ибо я не знал наверняка, что именно вызвало упадок моей семьи. В наших краях падение есть часто следствие еретических убеждений. Я с облегчением прочитал, что владения моих предков не были конфискованы ни Святой палатой, ни воинами Симона Монфорского, но всего лишь были утрачены по слабости или глупости. Я сообщил отцу Августину, что вырос в Каркассоне и что мой отец был там нотарием [10] и консулом. Если у меня и есть какие-нибудь родственники в Пруе, то я о них ничего не знаю. Более того, я вообще никогда не бывал там.
9
В 1206 г. святой Доминик основал в Пруе первый монастырь ордена.
10
Нотарий — должностное лицо, в чью обязанность входило составление протоколов о церковных делах.
Мой ответ заметно разочаровал отца Августина. Более прохладным тоном он осведомился о моем продвижении в ордене, и я вкратце изложил свою историю: принял обет в девятнадцать лет, три года изучал философию в Каркассоне, читал лекции в Каркассоне и Лазе, пять лет обучался богословию в Монпелье, возведен в сан генерального проповедника, служил дефинитором [11] в разных провинциях ордена, магистром школ в Безье, в Лазе, в Тулузе…
— И теперь вы снова в Лазе, — подытожил отец Августин. — Давно вы здесь?
11
Дефинитор — должностное лицо (советник) в католических духовных орденах.
— Девять лет.
— И вам этого довольно?
— Довольно, да. — Смысл вопроса был мне ясен: он хотел сказать, что на пути к совершенствованию я остановился, что закоснел в своей лености. Но по мере того, как человек взрослеет, его покидают юношеские страсти. И потом: в ордене немало людей, не добившихся и половины того, чего достиг я. — Вино здесь доброе. Климат мягкий. Еретиков хватает. Чего еще желать?
Отец Августин молча смерил меня взглядом. Затем он принялся задавать вопросы об отце Жаке, о его заслугах и привычках, его вкусах и дарованиях, его жизни и смерти. Очень скоро я понял, к чему он клонит. Так собаки гонят оленя на охотников. И сам я точно так же подводил бы еретика к правде.
— Отец мой, нет нужды ходить вокруг да около, — сказал я, прерывая его осторожные расспросы о дружбе отца Жака с одним из богатейших купцов города. — Вы хотите знать, насколько обоснованы слухи, что ваш предшественник
Отец Августин не выказал признаков удивления либо досады. Для этого он был слишком опытным инквизитором. Он просто смотрел на меня и ждал.
— И до меня дошли эти сплетни, — продолжал я, — но я не смог найти ни подтверждения им, ни опровержения. Отец Жак принес в орден много дорогих и прекрасных книг, которые, по его словам, ему дарили. У него было много состоятельных родственников в этих краях, но я не могу вам сказать, был ли он источником их богатств, или же дело обстояло наоборот. Если он и принимал незаконные дары, то это не могло происходить слишком часто.
Отец Августин хранил молчание, опустив глаза долу. С течением времени я понял, что никому, даже самому опытному инквизитору, не дано читать сердца и мысли людей, словно книгу. Ибо человек видит лицо, а Господь видит сердце. Лицо же отца Августина было не более проницаемым, чем каменная стена. Тем не менее я самонадеянно вообразил, что могу проследить ход его мыслей. Я не сомневался, что он гадает, велико ли тут мое участие, и поспешил его уверить:
— Что до меня, то у меня богатых родственников нет. И мое жалование викария поступает прямо в обитель, когда вообще поступает. — Увидав, что мой собеседник озадаченно нахмурился, я пояснил, что отец Жак, несмотря на многочисленные запросы главному королевскому конфискатору, в течение трех лет, предшествующих его кончине, не получал жалования. — Конфискации сейчас не столь прибыльны, как раньше, — добавил я. — Нынешние еретики все больше бедные крестьяне из горных селений. А богатых еретиков-сеньоров давно уже всех переловили и обобрали до нитки.
Отец Августин недовольно пробурчал что-то.
— Святую палату содержит король, — сказал он. — Здесь не Ломбардия и не Тоскана. Существование французской инквизиции не зависит от конфискаций.
— В теории, может быть, и нет, — отвечал я, — но король все-таки задолжал отцу Жаку четыре с половиной сотни турских ливров.
— А вам? Сколько он задолжал вам?
— Половину того.
Отец Августин снова нахмурился. Колокол зазвонил к обедне, и мы поднялись.
— По окончании мессы, — объявил он, — я желаю посетить тюрьму и помещение, где вы ведете допросы.
— Я провожу вас туда.
— Кроме того, я хочу видеть этого королевского конфискатора и конечно же королевского сенешаля.
— Это можно устроить.
— Разумеется, я выясню все, что касается выплаты жалования, — добавил он, направляясь к выходу.
Казалось, наша беседа окончена. Но на пороге он обернулся и взглянул на меня.
— Так вы утверждаете, что заблудшие овцы в нашей тюрьме — в большинстве своем крестьяне? — спросил он.
— Да, именно так.
— Тогда, возможно, мы должны спросить себя: почему? Разве все богачи такие ревностные католики? Или они имеют средства, чтобы купить себе свободу?
Я не нашелся, что сказать. Не дождавшись от меня ответа, отец Августин снова повернулся и направился в церковь, тяжело опираясь на посох и то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух.
Следуя за ним, приходилось умерять шаги. Но я вынужден был признать, что, хотя телом отец Августин слаб, разумом он необычайно силен.
Я догадываюсь, что ваши сведения о Лазе незначительны. Возможно, вы знаете, что это большой город, почти как Каркассон, что он расположен у подножья Пиренеев и возвышается над плодородной долиной, по которой протекает, деля ее надвое, река Агли; что торгуют здесь большей частью вином и шерстью, а также зерном, оливковым маслом и деревом, которое добывают в горах. Возможно, вы даже знаете, что после смерти Альфонса де Пуатье город перешел во владение короны. Но вам наверняка ничего не известно о его планировке и архитектуре, о его обычаях и нравах, о выдающихся горожанах. Поэтому я в подробностях опишу вам это место, прежде чем перейти к рассказу о случившемся там, и да придаст Господь моему слогу красноречие, коим не наделен мой язык.