Инквизиторы космоса

Уотсон Йен

Затем настал торжественный час священной церемонии в Апотекарии, когда кадетам вшили прогеноидные железы в область шеи и в грудную клетку. С этого момента они стали настоящими хранителями главного сокровища Имперских Кулаков. Их тела наконец приобрели статус священных храмов.

Прошло почти пять лет с тех пор, как они прибыли на базу. Некромонд казался таким же далёким, как и детство. Как много времени минуло с тех пор, как сержант Хаззи Рорк сказал Лександро, что он возможно вернётся домой лет через двадцать, тридцать, если Кулаки того пожелают. Домой? Дом? Что это значит? До тех пор, пока Некромонд не изменится основательно, он будет казаться

таким же чужим и странным, как и любой другой незнакомый мир из тех, что им придётся посетить.

Крестовый поход не начинали в ожидании волеизъявления Императора. Империя мыслила категориями десятилетий, даже столетий. К этому времени боевые братья чувствовали себя псами, которых удерживают на привязи; для кадетов уже забрезжила надежда, что к нужному моменту они успеют стать скаутами и, если повезёт, смогут принять участие в великом походе.

Впереди курсантам предстояла завершающая имплантация. Наконец настал день, когда Лександро снова лёг на операционный стол, и тело его было разрезано в самый последний раз. Хирурги Апотекария произвели отслаивание кожи, под которую вставили листы чёрной ткани.

В течение нескольких часов, пока Лександро чесался и не находил себе места, ткань начала разрастаться в нём. Отвердевая снаружи, ткань изнутри выпускала отростки, пронизывая ими нервную систему.

Ещё много месяцев требовалось для того, чтобы подкожный панцирь полностью созрел и вступил в гармонический симбиоз с телом владельца. И, конечно же, ему ещё предстояло проверить и закалить в сражении свой дух, только после этого в его панцире будут проделаны отверстия для подключения силовой брони, только после этого возникнет единый сплав человека с вооружением. Срок его пребывания в кадетах приближался к завершению, теперь оставалась последняя стадия инициации, после прохождения которой он поднимется ещё на одну ступеньку в исповедывании культа Дорна.

Спустя несколько дней – сразу после пира, на котором подавалось парное, дымящееся ещё от свежей крови мясо, – брат Реклюзиарх, хранитель культа, торжественным строем провёл бывших кадетов в сумрачный сводчатый зал Ассимулярия, увешанный трофеями. Обтянутые полотнищами знамён и шпалерами стены украшали черепа инопланетян. Их пустым глазницам больше не суждено было увидеть загадочных, таинственных существ, покоривших их. В пустых черепах больше не билась и тень мысли, чуждой человеческому разуму.

Огромный древний экран, покрытый эмалью с иаображением сцен защиты Имперского Дворца от нападения вооружённых Восставших Титанов, был отодвинут в сторону, открыв всеобщему взгляду сам Реклюзий. В зале, где на протяжении вот уже тысячелетия хранились подлинные обломки славного вооружения Примарха, погрузившись в состояние медитации, стояли многие из братьев.

Впервые взору вновь посвящённых предстала внутренняя часовня. Облицованная мрамором с тёмными прожилками, она была посвящена Обожествлённому Императору. Извивающиеся нити прожилок в молочной белизне искрящегося известняка походили на исполненные страданий сигналы, посылаемые его душой, которые пронзают мутную завесу светящихся туманностей.

Прямо напротив располагалась внутренняя часовня, посвящённая Рогалу Дорну, сложенная из блоков спрессованного зеленовато-жёлтого янтаря, разделённых полосами лазурита. В ней хранилась самая святая реликвия Кулаков: могучий скелет самого Примарха, оправленный прозрачным янтарём по контуру человеческого тела.

Все вновь посвящённые преклонили колени и, не отрывая глаз, смотрели на огромные кости, заключённые в плоть из жёлтой искусственной окаменелой смолы. По сигналу Рек-люзиарха все источники света начали тускнеть и вскоре погасли. Только из центрального отверстия в звездообразном своде потолка бил яркий узкий сноп света. Луч освещал алтарь, вырезанный из монолитного блока жадеита. Там, на золотой парче,

лежали нож, метёлка и священный сосуд. Стоявший за алтарём Реклюзиарх поднял овальное выпуклое зеркало, оправленное в согнутый дугой позвоночник какого-то инопланетянина. На каждом из позвонков были выгравированы слова священных рун. Произнося нараспев литургию, он направил покрытое серебряной амальгамой стекло так, чтобы отражённый от его поверхности луч падал на скелет, омывая его. Янтарь, окрасившись в мягкие коричневатые тона, заиграл золотистым огнём так, что казалось, искусственная плоть снова вернулась к жизни. Мёртвые кости Примарха словно снова оделись в подобие полупрозрачной гниющей плоти. Полностью, за исключением одного момента…

– Маш тапеп! сит позШз зерег т аеег-пит, Рптагспе! – пропел Реклюзиарх на священном языке служителей религии, который воспринимался слушателями как смесь священного песнопения с оккультными заклинаниями. – пегпсеге ез огаге, Рптагспе!

Потом он повернулся и перевёл сказанное на имперский готик:

– Твои руки да пребудут с нами всегда, Примарх. Убивать – всё равно что молиться. Кистей рук у Примарха не было…

Как только Реклюзиарх вернул зеркало на прежнее место, мерцание янтаря тотчас померкло. Теперь он взял в руки метёлку и направился к святым костям. Быстрыми проворными движениями он принялся водить метёлкой, как будто сметая пыль, по останкам мёртвого полусвятого паладина, начиная от массивных плеч и почтительно спускаясь вниз к ногам. Эффект его действа оказался неожиданным, потому что коротко остриженные волосы на голове каждого из молодых посвящённых, а также в других частях тела, вдруг встали дыбом, словно кто-то невидимый наэлектризовал разделявшее их пространство.

Вернув метёлку на место, Реклюзиарх взял с алтаря острый ножичек и сосуд. Он встал перед Дорном на колени и поднял нож. Кистей обеих рук у Примарха не было…

Оставаясь коленопреклонённым, Реклюзиарх, не жалея, отхватил от одного пальца ноги Примарха кусок янтаря, потом от другого и все это бросил в сосуд. Поднявшись, он повернулся к посвящённым и воздел засветившийся теперь сосуд над головой. Внугри началась какая-то реакция с выделением газа и пузырьков. Над кипящим янтарным маслом заклубился ароматный белый дым.

– Respire corpus memoria! Вдохни память о моей плоти!

Дымящуюся горячую чашу он пронёс вдоль всего ряда вновь посвящённых, чтобы каждый мог вдохнуть запах незнакомого благовония. Чтобы восполнить утрату отхваченных ножом частей пальцев ног, в оправу святыни требовалось долить порцию расплавленного янтаря, при условии, конечно, что он под воздействием святых костей каким-то чудесным образом не восстанавливается сам по себе, как настоящая плоть.

Когда Реклюзиарх вторично проходил мимо их ряда, каждый из посвящённых должен был сжать руку в кулак и выставить вперёд средний палец. Острый ножичек при этом ловко срезал по кусочку мякоти с кончика каждого пальца. Прежде чем сработали клетки Ларра-мена, и кровь начала свёртываться, – а может быть, она не успела свернуться, потому что лезвие режущего инструмента было обработано специальным антикоагулянтом, – все капли яркой, как рубин, крови были собраны в священную чашу.

Поднеся сосуд к губам, Реклюзиарх сделал глоток горячего янтарного масла, смешанного с кровью.

– Ego vos initio in Pugnorum Imperialorum fraternitate, in secundo grado, – пропел он. – И после того, как вы вернётесь из вашей первой экспедиции, куда отправитесь в качестве скаутов, – пообещал он, – в этом же сосуде нашего Примарха, который когда-то служил ему для питья, будут смешаны капли других жидкостей вашего тела. Так совершится посвящение в третью ступень Братства, хотя сама церемония будет всего лишь внешним проявлением посвящения…