Инквизиторы счастья
Шрифт:
– Извините, но я могу хотя бы сменить бельё, раз вы всё ощупывали? Это всё-таки негигиенично.
– Выдержишь. Одевайся и жди. Ксюха, ты присмотри за ней, а то говорит много.
– Оксана, что происходит? Я ничего не понимаю.
– Ну а чего ты боишься, обычная процедура.
– Это для вас она обычная, я не прохожу досмотры каждый день.
– Так, может, не в те страны летаешь? Откуда, кстати, у тебя такие деньги – на Перу? Я-то и Турцию не могу себе позволить.
– Зато вы в Евросоюзе живете, грех жаловаться, – съязвила я, разозлившись.
– А ты самая умная?
– Нет, я просто много работаю. Я летаю, куда хочу. Не уверена, что это ваше
В комнату снова вошли мужчины.
– Не спешите, Вероника, – Руслан снова застегнул на мне наручники. – Оксана, собирайся, едем в клинику, надо пройти медосмотр.
– В клинику? Но зачем? Я здорова!
– У нас есть сведения, что вы провозите наркотики, мы должны проверить.
– Да вы с дуба рухнули? Как я их провожу – вы же всё уже осмотрели? Подождите. Вы что думаете, что я… Вы кино смотрите вообще? Про наркокурьеров и всё такое? Там же счёт на минуты – я бы уже давно кони двинула, вы чего? Слушайте, отпустите меня домой, пожалуйста, у меня родители будут волноваться, они пожилые люди.
– Слушай меня, ты достала своим нытьём, – щекастый побагровел. – Если ты хочешь, чтобы твои родители тебя дождались, заткнись и делай, что говорят, тогда всё закончится быстро. Ты меня поняла? Напоминаю для тупых, отвечать надо только «да» или «нет». Чем больше ты говоришь, тем больше усугубляешь.
– Вы не имеете права!
Пощёчина прилетела неожиданно, лицо загорелось огнём. Щекастый встряхнул ладонь, больно схватил меня за подбородок и резко поднял. «Клац», – щёлкнули зубы.
– Ты, смотри сюда. Это кляп. Ещё одно слово – и он окажется у тебя во рту. Поняла? Пока никто не убедился, что ты не перевозишь наркотики, ты – наркокурьер на территории другого государства.
– Но вы не доказали и обратного. Пока вы не нашли у меня наркотики, я – не преступница. Вы слышали о презумпции невиновности?
Щекастый влепил вторую пощёчину. Сука. Челюсть свело, губы задрожали.
– Саша, прекрати, ты увлёкся, – хмыкнул Рус.
– Выдержит. Ты поняла? – И ещё одна пощёчина.
– Да.
– Замечательно. Сейчас мы выходим из комнаты и идём к машине. Рус, садись за руль. Я сниму наручники, но помни, о чём я говорил.
– Господи, да, хорошо, я вас услышала!
От четвертой пощёчины половина лица онемела. Из носа пошла кровь. Я взвыла:
– Перестаньте, пожалуйста!
– Для профилактики. Ты поняла?
– Да.
– Отлично. Сядем в машину сзади. Ничего не трогай. Клиника находится недалеко, за десять минут доедем.
Я откинулась на спинку сиденья, смотрела в окно, обращалась к космосу, богам и вселенной, просила, чтобы происходящее оказалось сном. Глухо. Вот она, свобода. Лес, ёлки, трасса. Это ведь то, что я люблю больше всего – состояние «в дороге». Только не в такой. Что я тут делаю? Как это произошло? Что они собираются проверять?
– Да не расстраивайся, в нашей стране отличная медицина, у тебя есть шанс пройти бесплатное обследование в Европе, – Руслан поймал мой взгляд в зеркале заднего вида и подмигнул.
– Ну надо же. Я смотрю, наши отношения перешли на новый уровень: вы только что пошутили, Руслан. Значит ли это, что я могу считать вас лучшим другом?
– Не ёрничай.
– А вы не шутите так. И засуньте обследование себе подальше, я его не просила.
– Ты совсем тупая? Не доходит? Кляп всё-таки понадобится, – щекастый больно пнул, я ударилась головой о стекло. Кажется,
– Я хочу домой. Меня ждут родители, они волнуются. Я летела сутки. Я женщина, мне почти сорок, я устала. У меня месячные. Мне плохо. Я хочу есть и пить. Вы не имеете права меня задерживать.
– Вероника Аркадьевна, я хочу напомнить, что чем больше вы говорите, тем меньше шансов вернуться домой сегодня. Пожалуйста, держите себя в руках, – отчеканил Руслан.
Похоже, они со мной не шутят.
Больницы и больничные коридоры – с детства их ненавижу. Какой бы хорошей ни была клиника, её всегда выдаёт коридор. Символический переход от тьмы к свету или наоборот – никогда не знаешь. Литва, может, и входит в Евросоюз, и пытается выглядеть цивилизованней, чем другие страны бывшего СССР. Может быть, здесь блюдут права человека, население не спивается, а медицина и правда достигла высокого уровня. Может быть. Но больничные коридоры в Вильнюсской университетской больнице скорой помощи говорили о другом. Попадая в них, ныряешь в прошлое. То самое советское наследие, от которого прибалтийские республики пытаются отмахнуться, как от назойливой мухи. Подозреваю, раздражающий их призрак «совка» будет ещё долго витать над этой страной.
Шесть часов я провела в коридорах клиники под конвоем. Не имея возможности что-либо сделать, единственное, что я могла, – наблюдать. Рассматривать деревянные обшарпанные стулья. Помню, в деревенском клубе из моего детства, где давали кино, были такие же – они зачем-то соединены «перепонкой» по три штуки. Стены, выкрашенные в грязно-бирюзовый. Приглушённый свет. Неприветливый персонал. Всё, как мы любим. Что помним и чем гордимся.
Сначала была медсестра. Она сидела за столом, покрытом белой «столовской» клеёнкой, прямо посреди большого квадратного коридора и чем-то напоминала сестру Рэтчед, работницу психушки из фильма «Пролетая над гнездом кукушки». Вообще всё вокруг больше походило на театральные декорации и казалось нереальным.
– Садитесь. Освободите левую руку, чтобы измерить давление, – она на меня даже не посмотрела. – Как вы себя чувствуете?
– Плохо, у меня слабость, мне страшно. У меня месячные. Я сутки летела.
– В следующий раз будешь думать, куда летать. Давление 145 на 90.
– Вам не кажется, что у вас нет права меня осуждать? И это не нормальное для меня давление.
– Жить будешь.
– Вы какие-то звери здесь все.
А ещё в больничных коридорах – эхо. Оно всегда всех дразнит. Тех, кто пришёл рассказать о своих бедах соседям по очереди. Тех, кто ждёт, погрузившись в книгу, и шумно перелистывает страницы. И особенно – тех, кто в ожидании диагноза ходит из угла в угол по кафельным полам. Этот звук у эха получается лучше всего – тук-тук-тук-тук…
Часы ожидания. Конвой, люди в коридорах – все хотели знать, как я сюда попала. Мои надзиратели постоянно переговаривались на литовском. Повели на рентген, но перед этим заставили подписать бумаги. Снова на литовском. Возмутилась, засуетилась:
– Как же так, я ничего не понимаю! Так нельзя! Я не буду ничего подписывать, я не хочу.
– Ты хочешь вернуться домой к родителям целой и невредимой? А увидеть дочь? Или хочешь перед этим посидеть в обезьяннике, и чтобы тебя там немного покалечили? Ты ведь не хочешь, чтобы родные волновались? Тогда просто делай, что мы скажем, и не говори лишнее. Помнишь, как мы договаривались – только «да» или «нет», – вкрадчиво, почти на ухо прошептал Руслан, плотно придвинувшись.