Иночим великанов
Шрифт:
– Мы вас поняли. Но не лишним сталось бы, уточнить гонорар, за-скажем… услугу, – низким контральто говорила женщина. Молодая? Старая? Ловивший слова как на удочку, следопыт, не понял, но голос определенно был сильным, как у заурядной жительницы севера познавший бремя сурового края. Ему представлялись по душе, девы с таким темпераментом.
– Верно. Могу разутешить, и не поскупиться. Шесть тысяч. За пятерых – это более чем приемлемо, и щедро… – не успел вымученными словами договорить неизвестный, как его перебил довольно высокий почти певчий тенор.
– Обожди-ка. Ты же токмо что втирал, какие они пустоголовые, и как им проводник кровь из носу надобен? Это разве не надбавляет
Говоривший был явно либо юношей, или человеком с очень высоким голосом от природы, от чего даже упрек, ему приходилось пропевать. Клайд испытывал странную антипатию к таким мужским тембрам.
– Малой прав. Ты лепетал, они пожаловали семо за провожатым. Он кто? – заговорил глубокий, и по-своему грубый бас, судя по тучной интонации, не особо наделенного умом человека. Клайд был нейтрален к данным личностям.
Повисла нежданная тишина, за которую Безродный, успел запихнуть ещё пару стынущих ложек в рот, но жевать он старался раз в три секунды, дабы не пропустить ответ, отчего его щеки раздулись, как от укусов пчел, желваки работали как при конвульсии, а выпученные глаза налились слезами, от жгучей температуры. Иногда приходиться сносить форменные пытки с тем, чтобы избежать ещё больших напастей.
– Тут вы меня подловили, – как-то виновато и в тоже время прихотливо, полушутя отозвался наниматель, – я забыл о нем. Дело в том, что я не ведаю, кого они изберут, об этом мне лакеи не донесли. Но тысяча с носу, разве не предел мечтаний, для людей вашего склада? – попытался ретироваться он под конец, новой фривольной вольностью. Напрасно.
– Ты нас не знаешь, так что не кидайся догадками, – послышался куда более серьезный женский голос. Какой он был властный, сразу оценили мурашки на холодеющих закорках, и отнимающиеся поджилки.
Однако ж Клайд не стал дослушивать. Он с полу слова уловил суть. Его угораздило подрядиться к тем, судьбам коих уже ведут торги с наемниками. Но учитывая, что по глупости их вербуют, обольщая чеканкой в том, же месте, где они остановились, кто-то либо скрывает следы, либо действует от третьей стороны.
Уже расплачиваясь с корчмарём, он положил три лишние монеты, и выпросил услугу: рассмотреть тройку в тени, на которую сам не бросил острого ока, дабы не привлекать своего участия к неведомой тройке по души его вверенных.
– Они здесь штаны протирают со вчерашней ночи. Оружие, к слову, отдали. Ведут себя благонравно. Одним словом, на виду порядочные, хотя и кажутся бойкими. У верзилы красуется шрам на пол щеки, видно аж сквозь густейшую бороду по живот, а девица с крупным вырезом, все говорит за них. Последнего даже не разглядеть, тощий как игла, таится за ними, хотя ему давно впору бриться, – оценочно без пригляда, взвешенно отмочил тот.
– Видывал их раньше? – все так же, не отрываясь от стойки корчмаря, и не водя попросту глазами, напористо осведомлялся неутешный, похмуревший Клайд.
– Демиург не сводил. Они хоть и учтивы, но неблаговидны. Особливо их странная манера речи. Изъясняется за всех в основном женщина, – хмуро почесал залысину хозяин.
– Ты, как помню, говорил девица? – скривил брови хватавшийся за каждое слово тучного детины следопыт.
– Ну, таки, для меня-то она ещё молодка. А для тебя всецело женщина. Вот и объясняюсь и за себя и, чтобы тебе разжевать.
– Благодарствую. Что молвишь о четвертом? – продолжал тот, уже намечая палец в карман, если жадность хозяина возьмет вверх. Подвезло.
Кормчий, как бы почесываясь повернув головой, и украдкой пригляделся, и, после разведя руками, поджав губу с подобранной бородой, оговорился.
– Не-а, уволь, глаз он
– Премного благодарен. Задержи их наёмного, если в мочь, – бесцветно произнес Клайд, разворачиваясь, чтобы вновь вернуться к зною дожидающемся за затхлой корчмы.
– Обожди! – рассыпов позвал хозяин корчмы. – Отчего все эти доискивания, и одолжения? Коль прослышал, о чем, дай знать…
– Всенепременно, как удостоверюсь, – небрежно махнул ему Клайд, и покинул полумрачное спертое на дух заведение, вытравляя себя на обжигающий макушку и склеры свет.
Когда Джоаль, Риба, Калиб, Моз, да Коуб спускались с скрипучей лестницы под призором сонмища осклабляющихся голов на медальонах, их теперь уже за освещенной окнами стойкой приветствовала все та же долговязая кокетливая эльфийка, в темном корсаже под стать антрацитовым ниспадающим по плечи как на писанном холсте волосам. Она с почетом прощалась с каждым, строя им лавово агатовые широкие глаза, покуда очередь не дошла до Рибы. Пригвождённая улыбка тотчас сползла с её лица, и она промолчала вместо непреложного для её профессии притворства.
– Мы ещё не закончили, – в отместку бросила ей гоблинша перед тем, как выйти прочь, скосив бордовые брови. Девушка ответила ей лишь взаимным призрением, сочившимся исподлобья и метавшими молниями, дикими точно извергающими лавой агатовыми очами.
Уже скоро все выдворившиеся наружу, на стылый воздух, минуя скопившую затхлость трактир, и почти ослепли от вдарившего зноя, который теплым укусом устоялся на их муторных от неладного сна лицах. Особливо неладно стало Джоалю, не сроднившегося за минувшие лета, к яркому свету, от безвылазно оседлого на долгие лета в тенях простирающихся залов замка пребывания. Но кое-как переборов себя, он отправился с звеневшими кто чем эскортом по более приятной застывшей глине, при этом натянув козырёк кауфа поближе к глазам, отчего тень навеса, дошла до его утонченного носа, оставив на свету лишь темноватые усы, да выбивающиеся бурые пряди.
Они бодрой гурьбой наступали к ратуше по тверди глины, меж навалившейся тени сигнального столпа на оцепеневшей от пекущего света земле, как и обусловились, и там была довольно неожиданная картина. На крыльце закрытой террасы в качающемся кресле грузно сидел барон Нуйк. Его полнотелая осанистая жена под левую руку, не отрываясь, въедливо и спесиво надменно смотрела на свои владения, посреди грязевого колодца. Но как вопреки всем ожиданиям Клайда не обнаружилось. Джоаль поверх кауфа, повел головой, как и его верные лязгающие кольчугами ратники, но поблизости мимо домов с камышовой кровлей и ослиной мельницы с навесом черепицы, с редкими фланирующими горожанами, было глухо, и не похоже, что он отлучился на светскую беседу. Но все их удивление, было пылью, супротив облака паники, нарастающего на округлом лице малютки Рибы. Та, уронив уши, буквально сделалась обескровлено фисташковой, от бежавшей прочь под бичом подлинной тревоги краски. Меч в её руках сжался, настолько, что он передавила себе вены, отчего те, взбучились на её крепких четырехпалых ручонках темно синей краской, словно ручьи под настом надтреснувшего льда.